— Чего? — в глазах Йерка медленно разгоралось его знаменитое бешенство, краешком сознания Лудде успел отметить, что отец, побледнев, с силой ударился лбом о собственный посох и закрыл глаза, будто не мог заставить себя смотреть на происходящее.
Сам боец был абсолютно спокоен — он знал свое преимущество. Врать у него не выходило, зато правда почти всегда приводила к цели.
— Жалко, говорю, красоту портить. И так теперь еще долго отек не сойдет да синь останется.
Лудде ласково улыбнулся Йерку и грозный, обидчивый вождь вспыхнул сначала от недоумения и растерянности — его, битого-перебитого, и вдруг пожалели! — а потом и от всколыхнувшегося подозрения в том, что над ним издеваются. В самом-то деле! Что он, не видел себя, что ли? Есть у него зерцало, есть! И в нем, в этом отполированном куске металла отражается вовсе не прекрасный юноша, а травленный жизнью, покрытый шрамами, сухой мужчина со злой улыбкой, играющей на тонких неровных губах.
Йерк оскалился, а Лудде меж тем спокойно продолжил, будто не замечая состояния вождя:
— Все же уже ясно? К чему калечить? — Лудде говорил тихо, почти мурлыкал, Йерк пронзал его безумным взглядом, вот-вот подорвется и накинется, но у мужчины такая нежность из сердца хлынула, что он не мог остановиться. — Зачем себя не бережешь? Не понимаю… Молодой, красивый, чего под кулак суешься? Такое большое племя, столько сильных воинов… а ты — один такой. Хранить надо. Беречь.
Лудде улыбнулся, стараясь вложить в простое движение губ все свои чувства, Йерк попятился, зло прищурился и требовательно дернул кистью. К вождю тут же подбежал мальчишка и сунул в его руку миску с ярко-оранжевой водой. Вождь быстро смочил пальцы и брызнул неизвестной гадостью прямо в лицо Лудде. Тот удивленно моргнул, стер с кожи вязкие капли и вопросительно посмотрел на Йерка.
— Так я — красивый? — внезапно вопросил гневливый вождь.
— Да, — не колеблясь, подтвердил Лудде и снова оказался весь в оранжевом.
Вздохнув, воин вытер оранжевые капли с лица и плеч. Чудит чего-то иноплеменный вождь. Ну, да ладно. Вроде, ругаться он почти передумал, и хорошо. Йерк задумчиво осмотрел часто моргающего Лудде — кажется, неизвестный отвар попал в правый глаз, — чему-то улыбнулся и во всеуслышание объявил о том, что победа достается гостям. Потом подошел к вождю луле и очень любезно пригласил в свой дом после вечерней трапезы. Лудде тихо выдохнул — вроде, хорошо вышло. Йерк не бесится, наоборот отчего-то доволен. Отец, правда, глядит грозно — за нелепую выходку Лу ждет занудное нравоучение, но это ничего. Все же обошлось?
***
Обошлось, да не совсем. Зачем-то Йерк настоял, чтобы на встрече глав племен присутствовал и Лудде. Так было не принято — могли позвать стариков, чтобы спросить какого-то совета, но более никого в дом вождя не пускали. Отец заволновался, однако Лудде пока не видел причин для беспокойства.
— Дурень ты! — проворчал вождь, тыкая своими сухим кулачком сына в плечо, — с чего ты ему околесицу понес? Теперь он тебя приметил!
— Он еще раньше меня приметил, иначе не настоял бы на поединке, — спокойно ответил парень, тщательно расчесывая вечно путающиеся кудри.
— Ишь, прихорашивается…
Вождь недовольно зыркнул на непробиваемо-безмятежного сына, из головы старика никак не шел тот факт, что зелье правды не сменило своего цвета, попав на кожу Лу. Если бы в речах воина была хоть толика неправды, оранжевые капли стали бы красными, как кровь. Сам Лудде, конечно, и не понял, зачем Йерк на него брызгается — тайна зелья передавалась преемнику в тот момент, когда вождь уже готовился испустить свой последний вздох. И никак не раньше. А чтобы знания не были утеряны из-за внезапной кончины, при вожде всегда был хранитель — человек, который наизусть затвердил рецепты необходимых главе зелий. Обычай племени гласил, что хранитель ни при каких условиях не может занять место вождя.
Как правило хранителями становились младшие сыновья. Вот и сейчас за сборами Лудде и старого вождя наблюдал из темного угла болезненно-бледный молодой человек. Он всегда следовал за пожилым вождем, помогал варить зелья, тщательно зазубривая наизусть рецепты, и поддерживал эликсирами уже немощное тело. В разговоры не лез и, кажется, почти всегда пребывал в каком-то своем мире.
— Пал(4), ты мне поможешь? — задумавшийся о чем-то хранитель вздрогнул, медленно кивнул и, не произнося ни слова, подошел к Лудде.