Вожди и оборотни

Я пошел исполнять его указание. Рекунков не случайно пригласил меня. Будучи в то время первым заместителем начальника Главного следственного управления прокуратуры страны, я по распределению обязанностей одновременно возглавлял отдел, который осуществлял надзор, курировал и организовывал следствие по делам о хищениях, взяточничестве, о других корыстных преступлениях. Мои полномочия не распространялись на следственную часть прокуратуры Союза, которую возглавлял тоже заместитель начальника Главного следственного управления Г. Каракозов. Однако в нашем отделе концентрировалась вся информация о делах названной категории по всей стране. Поэтому Рекунков полагал, что я смогу очень коротко осветить для журналистов состояние борьбы с коррупцией в Союзе. Потом я узнаю о звонках Рекункову из высоких инстанций по поводу выставки. Ему высказали слова неодобрения, сказали, что она вызывает не совсем здоровый ажиотаж.

Перед журналистами я стоял не более 10 минут, со мной рядом оказались Гдлян, С. Салаутдинов. Пока я говорил о подготовке большого брифинга по материалам следствия не только в Узбекистане, но и в других регионах, фоторепортеры запечатлели меня с Гдляном. Эти снимки будут опубликованы в некоторых журналах.

После того, как я возглавил группу по расследованию гдляновских нарушений, Иванов вспомнит о фотографиях, покажет их по ленинградскому телевидению. Конечно, снабдит соответствующим комментарием, с критикой в мой адрес, дескать тогда был с нами, а теперь переметнулся к другим. Меня это совершенно не выводило из равновесия, ибо их человеком я никогда не был.

Скажу откровенно, гдляновскими миллионами в первые месяцы следствия, можно сказать вообще в 1989 году мы почти не занимались. На нас свалился огромный объем работы, связанной с нарушениями законности при задержаниях, арестах, в целом при привлечении граждан к уголовной ответственности. Начав следствие, мы понимали, что от нас скоро потребуют хоть каких-то, но результатов, пусть промежуточных, пусть предварительных, но потребуют. Уж слишком большие споры разгорелись вокруг гдляновского вопроса. Кроме этого, на нас действительно обрушились десятки, сотни заявлений от граждан из Узбекистана с просьбами и требованиями восстановить справедливость, реабилитировать невиновных.

Я также хорошо понимал: начни мы проверять сразу реальность изъятых миллионов, чистоплотность Гдляна и его следователей — нас тут же обвинили бы в предвзятости, в стремлении к компрометации группы, так как основным вопросом в понятии многих были задержания и аресты граждан.

Однако уже в первые месяцы мы стали получать информацию о серьезных нарушениях в работе с вещественными доказательствами, о злоупотреблениях некоторых следователей группы Гдляна. Мы накапливали ее, откладывали в сторону, копировали наиболее важные протоколы допросов. И только в начале 1991 года у нас реально появилась возможность, да и мы посчитали — настало время заниматься вплотную ценностями.

Первое, на что обратили внимание, это на разные цифры изъятых миллионов, которые называл сам Гдлян, рекламируя свою работу. В одном случае это было 40 миллионов, потом 44, затем в прессе и на телевидении сообщалось, что он привез очередной 45-ый миллион. Сорвалась с его уст и цифра 140 миллионов. Об этом говорилось на сессии Верховного Совета СССР в апреле 1990 года. Так где же правда? Сколько же все-таки Гдлян и его группа изъяли, реально вернули государству?

Ответить на эти вопросы оказалось весьма сложно. Дело в том, что в то время в следственной части не было жесткого учета и контроля вещественных доказательств. Порядок наводить стали после увольнения Каракозова, Гдляна, Чижука, Иванова и некоторых других работников следственной части. Толчком к этому послужило и наше расследование. Огромным препятствием к установлению истины было полное обезличивание изъятых денег, облигаций, ювелирных изделий по гдляновским делам. Все складывалось в одну кучу, в один мешок и после этого уже никто не мог точно сказать, у кого и какие ценности изъяты, кому они принадлежат.

И все-таки, несмотря на это, я могу утверждать, что Гдлян крупно блефовал, когда называл цифру в 140 миллионов рублей, им изъятых. Правда, это было один раз и больше никогда он эту цифру не называл. В пылу саморекламы он присоединил к своим миллионам несколько миллионов, реально отысканных у расхитителей, взяточников и возвращенных государству другими следственными группами, работающими в Узбекистане. Самые большие изъятия были по делам о приписках хлопка, и особенно в начале расследования. Пожалуй, чаще всего удача в этом сопутствовала узбекским следователям и оперативным работникам, а также прикомандированным работникам правоохранительных органов из других регионов страны. Но об этих миллионах мало кто знает. Смолчала о них и демократическая пресса, ибо их изъяли другие следователи, люди более скромные, да и сработали они гораздо профессиональнее.