Возлюби ближнего своего

На Пасху бабушка красила яйца, пекла кулич и за три дня до праздника шла пешком в Могилёв. Возвращаясь домой, одаривала детей крашенками и куском освящённого кулича. Как-то мы с братом расшалились и стали кидать в бабушку пасхальными яйцами, а она села на стул, смотрит на нас и говорит с такой болью: «Што же ж гэта з вас вырастет, хлопчики?..»

Дядя Цыба к этому времени, похоронив мать, женился и работал приёмщиком стеклянных бутылок и прочего вторсырья. Отстроил себе большой каменный дом и жил зажиточно. А у нас случилась беда, ночью загорелся дом. Помню, как отец выхватил нас, спящих, из кровати, посадил верхом на коника, ударил того ладонью, и коник помчал вперёд, вынося нас с братом на себе из огня. Всё сгорело, страшное это дело, пожар. Дядя Цыба пришёл на пепелище и забрал всех нас в свой дом, а сам с женой и недавно родившимся маленьким сыном перебрался жить в баньку. Так этот дом за нами и остался. И вообще он нас никогда не забывал, постоянно помогал деньгами, учил, лечил.

Ты знаешь, батя, мне и воевать пришлось, и в органах служить, сколько смертей повидал, но никогда не видел, чтобы кто-нибудь умирал как моя бабушка. Как сейчас помню, 28 февраля, снегу намело видимо-невидимо. Бабушка просыпается утром и объявляет: «Сегодня я умру, собирайте всех родных». Нагрела воды, помылась. «Надо почтальёнку, — говорит, — дождаться, пенсию получить. На неё меня и похороните». Дождалась, расписалась за полученные деньги, пошла, легла на кровать и велела всем к ней подойти. «Теперь просите у меня прощения». Мы попросили. «Бог простит, — ответила она, — и меня простите». Велела пригласить деда Михася, его у нас звали «дьячком». Они с бабушкой ходили по домам петь по покойникам. Тот пришёл сразу же с Псалтырью. Потом она подозвала меня и сделала знак, чтобы я к ней наклонился: «Внучек, молись обо мне, я знаю, ты ещё батюшкой станешь, только характер тебе надо менять». Перекрестила всех нас и умерла. Вздрогнула так немного, выдохнула — и всё.

На похороны непонятно откуда съехалось множество людей. Оказалось, бабушка молилась об очень и очень многих, и в наших местах её почитали как праведницу.

— Слушай, бать, а твой дядя Цыба в церковь не ходил, не помнишь?

— Нет, он не ходил, но веровал по-своему, пост держал, в субботу старался не работать, а вот его сын, тот крестился, даже ездил для этого в Могилёв. У нас там в наших местах немало евреев, и замечаю, что многие потихоньку идут в Православие. Уже даже священников встречал. А вообще, бать, я им даже немного завидую.

— Не понял, это кому ты завидуешь, евреям что ли?

— Вот именно, им и завидую. Помнишь, как сказано в Евангелии от Иоанна: «И от полноты Его все мы приняли благодать на благодать». По Апостолу, бать, мы с тобой дикая ветвь, привитая к единому корню, их Господь отверг ради нашего спасения, чтобы и нам с тобой хватило места за брачным столом [см. Рим.11:17-18] А теперь вижу, многие из них приходят в Церковь, видать время такое пришло во исполнение пророчеств.

Из всей когда-то большой бабушкиной семьи осталась только одна её дочь — мама нашего отца Виктора. Всю жизнь проработала учительницей и в храм не ходила, но доставшийся от матери образ святой Варвары великомученицы держит на почётном месте над телевизором. Говорит, начала, мол, молиться.

Нет уже и дяди Цыбы, смерть разлучила их, всех похоронили на разных кладбищах: кого на православном, кого — на еврейском. Батюшка приезжает к себе на родину и идёт служить на дорогие ему могилки. Сперва отправляется к православным и служит на могилках у бабушки, отца, братьев. Потом — к дяде Цыбе, на еврейское, и служит там.

— Бать, — обращается он ко мне, — ты не осуждаешь меня, что я, православный священник, служу и там и там?

Я ему отвечаю:

— Ты священник, отец Виктор, и твоё дело — молиться, в том числе и о своих близких. А война, брат, такая штука, которая людей разной веры и крови, порой независимо от их желания, соединяет в одну семью и делает родными. Как же тебе не помянуть своего еврейского дядю? Молись, бать, я тебя не осуждаю.

Отец Виктор рассказывает мне о том, как уже было отчаялся найти пропавшие документы, а я вот о чём в этот момент подумал. В Москве служат всего чуть больше тысячи православных священников, один из них заезжает помыть машину на одну из бесчисленных автомоек столицы. По рассеянности он оставляет на спинке стула пакет с важными бумагами, а находит его никто иной, как заехавший следом за батюшкой на ту же самую мойку раввин, число которых в Москве вообще ничтожно мало. Если бы я был математиком, то даже для интереса высчитал бы вероятность такого совпадения.

А может, это и не совпадение, может, по молитвам бабушки и дяди Цыбы и произошло это чудо, когда в таком огромном мегаполисе одного попавшего в большую-большую беду православного батюшку выручил один еврейский раввин?..

Если бы…