— С тех пор я на каждой службе стал читать очередное краткое поучение известного проповедника. Вы бы видели, как плакали люди от его незамысловатых слов.
Не было в лавре другого такого любителя проповедовать, как отец Симеон; даже если он сам не говорил с амвона, так обязательно приходил послушать других. Не пропускал и учебных студенческих проповедей. Все уже устанут и разойдутся, а батюшка всё будет тихонечко стоять где-то поодаль и слушать».
Мой знакомый священник, в те годы, будучи учащимся семинарии, в один из таких дней слушал поучение отца Симеона. Молодёжь любила пообщаться со старым монахом. Неожиданно он повернулся к моему знакомому и сказал остальным: «Позвольте представить, перед вами будущий ректор N-ской семинарии».
Какой ректор, какой семинарии? Семидесятые годы, Церкви дозволялось существовать в строго очерченных границах отведённого для неё гетто. И вдруг N-ская семинария, которая тогда не могла существовать ни при каких условиях. Ребята посмеялись над шуткой старика. Только теперь этот батюшка действительно, вот уже много лет несёт послушание ректора N-ской семинарии.
Года три назад его пригласили в Швейцарию выступить на христианском конгрессе. Католикам и протестантам хотелось услышать историю подвига оптинских старцев. А потом, когда ему задали вопрос, сталкивался ли он в своей жизни с подвижниками такого уровня? Батюшка и рассказал об архимандрите Симеоне.
А тот, как началась война с немцами, сразу объявил о начале сбора пожертвований. Причём не только в своём храме, но по всему М. и окрестным поселениям. Много ездил, просил жертвовать, и люди отзывались. За короткий срок батюшка набрал два мешка денег крупными купюрами. Надо как-то в Москву переправлять, а кому такую сумму доверишь? Время военное, а деньги неучтённые. Вот и решился отец Симеон сам ехать в столицу.
Не знаю, как уж он там добирался, но представить могу. 1941 год, немец стремительно приближается к Москве. Идущие на фронт эшелоны с солдатами, а назад — бесконечные составы с беженцами. И среди этого бескрайнего человеческого моря маленькая фигурка немолодого уже человека в рясе с крестом и двумя большими мешками в руках.
— Куда ты, отец? Что дома-то не сидится?
— В Москву еду к товарищу Сталину, народ пожертвования собрал, надо фронту помочь.
Таким образом батюшка добрался до Москвы и пришёл в Кремль. Правда, к самому товарищу Сталину его не пропустили, но деньги приняли и выдали расписку в получении за печатью ответственного финработника. А вернувшись в М., отец настоятель вскоре и получил благодарственное письмо за подписью верховного главнокомандующего.
Но самое необычное воспоминание, из всего того, что связано в моей памяти с отцом Симеоном, случилось во время посещения лавры «чёрным папой», главой орден иезуитов, посетившего Советский Союз в 19.. году.
Конечно, отец Павел называл мне и год, и даже вспоминал имя того чёрного папы, но я, увы, не удосужился записать.
«В лавру свозили всех гостей, посещавших Москву, особенно тех, кто имел хоть какое-то отношение к церкви. Привезли и генерала ордена иезуитов. Небольшого роста в чёрной сутане, всё время своего посещения он ходил, сцепив пальцы за спиной, и взглядом уткнувшись в землю.
То ли ему было откровенно скучно, то ли таким видимым образом он выражал своё снисходительное отношение к возрасту наших святынь. Попробуй удивить пятнадцатым веком того, кто каждый день из окошка своего кабинета смотрит на развалины Колизея.
— Перед вами церковь преподобного Сергия с Трапезной палатой, построенная в семнадцатом веке.
Гость, поджав губы, мельком бросает взгляд в сторону храма и снова смотрит в землю.
— Рядом — знаменитая колокольня, возведённая по проекту князя Ухтомского, высота восемьдесят восемь метров, что на шесть метров выше колокольни Ивана Великого в Москве.
В глазах иностранного гостя никакого интереса, хотя было заметно, как внимательно он всматривается в лица, попадавшихся им навстречу монахов.
Неожиданно иезуит остановился. Боковым зрением он заприметил, идущего по соседней дорожке отца Симеона, и принялся поедать того глазами. Отец Симеон почувствовал к себе внимание человека в незнакомом ему облачении, хотя, конечно, его ответный интерес был вызван вовсе не облачением: слишком часто бывали в лавре официальные делегации, и все к этому привыкли. Просто в глазах странного гостя было что-то такое, мимо чего не смог пройти старый монах.
Они стояли молча и внимательно вглядывались один в другого. Потом одновременно сделали шаг навстречу, потом ещё шаг, и вот два совершенно незнакомых не говорящих на одном языке человека, широко расставив руки, побежали друг к другу и обнялись. Как сияли их глаза, сколько в них было радости и взаимной любви!
Стало понятно, что ходил и искал в лавре чёрный папа — а он, словно тот Диоген, хотел найти человека, святость искал.
Когда делегация высокопоставленных иезуитов покинула монастырь, батюшка подошёл ко мне и спросил:
— Отец, а кто это к нам приезжал?