Что именно будет потом, я не додумала. Слишком много отвлекающих факторов. Меня вот, например, затягивало в массовый кошмар. Оказывается, и так можно?! Создать общую галлюцинацию, вложить ее в несколько голов одновременно и подкрашивать, не напрягаясь, задействуя воображение своих жертв.
— Руби, ищи. ищи их!
Я еще успела оттолкнуть от себя волчонка, прежде чем кошмар окончательно поглотил меня. Мы сражались против огромного двухголового монстра. Он был реальным, слишком реальным, чтобы быть иллюзией. Я потрясла головой, пытаясь разглядеть, кого именно выставили против нас четверых — Антереса, Стефа, Сохви и меня. Какой-то маленький, совсем слабенький кусочек моего подсознания пытался анализировать происходящее.
Главное, я осознавала, что чудовище убивать нельзя. Нельзя, потому что это неправильно. Потому что. оно не чудовище!
Это были самые страшные минут пять-семь в моей жизни, когда я, ослабленная физически, пыталась не только противостоять попыткам фамильяров Тантибуса проникнуть ко мне в голову, но и убедить других, что перед ними всего лишь мираж. Очень правдоподобный мираж, для создания которого использовали кого-то из наших близких. Причем я же сама практически верила увиденному, с трудом цепляясь за спасительный кусочек подсознания, не поддавшийся обману.
Вечность я умоляла Антереса и Сохви, ругалась со Стефом и вместе с ними отбивалась от двухголового чудовища, пытающегося нас уничтожить. Оно-то, возможно, моих уговоров не слышало.
Самое страшное началось, когда фамильяры поняли, что я мешаю их веселью, и превратили меня во что-то ужасное в глазах моих друзей. И я сама вдруг увидела страшных монстров, ворвавшихся в дом, разорвавших в клочья моих собратьев по клану, всех. включая Дориша и Берта, которых я раньше не замечала. Но раз теперь они тут, значит. значит, это они и были двухголовым монстром?!
Сил отбиваться сразу от четверых вампиров и одной оборотницы у меня не было. Странно, что Густав не позаботился об этом, хотя, наверное, мог. Но я по-прежнему была слаба, разве что в летучую мышь сумела обернуться, чтобы было проще уворачиваться и прятаться.
А когда я уже практически смирилась, что сегодня умру, спасая свой клан от самих себя, все прекратилось. Вдруг раз — и передо мной обычный гостиный зал, разгромленный конечно, но без размазанной по полу и стенам крови, разбросанных вокруг, неузнаваемых уже тел. Вместо страшных озлобленных монстров, готовых меня растерзать, — усталые, израненные, но живые собратья.
— Руби! — Убедившись, что никто сильно не пострадал, я помчалась искать своего волчонка. Ясно же, что это он нас спас.
Рубена я нашла в дальнем крыле первого этажа, в маленькой комнатушке, похожей на кладовку. Именно ее фамильяры Тантибуса выбрали для своего укрытия. Очень хитро!
Мы дрались на правой половине, ближе к входу, а они прятались на левой. Увлеченные боем друг с другом, мы бы их никогда не нашли. А вот волк... мой волк их нашел.
Вот тут как раз было все то, что нам лишь мерещилось: кровь на полу и стенах, разбросанные части тел, раскиданная по комнате мебель.
Жанэ упоминал, что уничтожить фамильяров высшего вампира практически невозможно, пока жив их хозяин. Зато после его смерти они умрут сами, быстро, в течение двух-трех суток. Ну или ослабнут настолько, что их сможет убить один еще очень молодой, но очень злой оборотень. Главное, чтобы сам выжил.
Я оттащила бессознательное тело мальчишки подальше от двух других, упала на колени, приложила ухо к груди. Дыхание было очень-очень слабым, едва ощутимым, поэтому мне надо было убедиться, что не зря надеюсь на лучшее. Сердце Руби билось.
«Оболтус», «балбес», «придурок лохматый». Никаких героических фраз, но и никаких истерик. Я присела рядом с ним на полу, положила его дурную лохматую голову себе на колени и устало закрыла глаза. Все будет хорошо. Он же оборотень! Да, у него сломано все, что можно было сломать. Тело изранено когтями и зубами, словно с ним сражались не люди, а звери. Два зверя. Но он жив, значит, сейчас придет в себя и восстановится. Ему просто надо обернуться.
Прикосновение пальцев Руби к моей щеке было почти неощутимым, как его дыхание. Но оно было. Он попытался стереть мои слезы и улыбнуться разбитыми губами.
— Оборачивайся! — Спихнув его с коленей, я подскочила и уставилась на мальчишку практически обвиняющим взглядом. — Сейчас же оборачивайся! Мы договаривались на двести лет вместе, а ты тут. такой. израненный весь!..
Вот теперь, в принципе, можно было бы позволить себе поплакать, но я дождалась, пока Руби восстановится. Для этого ему потребовалось более десяти оборотов подряд. А на предпоследнем к нам ворвались Сохви, Антерес и остальные парни. То есть, наверное, Рыжая учуяла нас гораздо раньше, но из вежливости сделала несколько кругов по этажу, дав нам время побыть наедине.