Возлюбленная горца

– От Фрейзера не сбежишь, – заявила она. – Он тебя и в аду достанет.

– Но что-то ведь можно сделать, – настаивала Давина.

Джоан криво усмехнулась.

– Арчибальд – мой законный супруг, и он может делать со мной все, что захочет, – управы на него нет.

– Но ведь ты – леди, дочь лэрда, и ты заслуживаешь того, чтобы с тобой обращались достойно, – сказала Давина, накрывая ладонью руку Джоан. – Даже животных так не бьют.

Джоан снова подняла голову и с любопытством взглянула на кузину.

– А ты изменилась, Давина… Раньше ты пугалась собственной тени, а сейчас готова бросить вызов одному из самых влиятельных придворных. И самому безжалостному, – в задумчивости добавила Джоан. – Что ж, спасибо, конечно, но с этим ничего нельзя сделать.

С этими словами Джоан встала из-за стола. Она старалась держаться с достоинством. Очень старалась. Даже покраснела от усилий. Давина же со вздохом опустила взгляд. Ей было до боли жаль кузину, но она знала, что сильнее всего гордячку Джоан ранило сочувствие.

Вскоре в зал вошел Джеймс и, осмотревшись, спросил:

– Где Джоан?

– Пошла к себе отдыхать, – ответила Давина и, предупреждая дальнейшие вопросы, с тревогой добавила: – Я, кажется, выяснила истинную причину ее пребывания здесь. Она сбежала от мужа.

Джеймс усмехнулся и спросил:

– Что, не получилось сделать из него подкаблучника?

– Нет, Джеймс, все гораздо серьезнее. Он бьет ее, и, я думаю, бьет часто и очень жестоко. Я признаю, что Джоан – не самая уживчивая из женщин, но это не дает ему права ее бить. – Помолчав, Давина продолжала: – Да, я до сих пор злюсь на нее, и в то же время я не могу ее не жалеть. Она о себе почти ничего не говорила, разве что несколько слов, но при одном упоминании его имени лицо ее делалось белым. Ни один порядочный мужчина не станет бить женщину, как бы он на нее ни злился. Тем более не станет бить жену.

– И все же ты не можешь не признать, что твоя кузина и святого до греха доведет, – проворчал Джеймс.

– Она по-другому не может. Такая уж уродилась. К тому же ее всю жизнь баловали, каждое ее желание исполняли.

– Неужели ты ее защищаешь?! – изумился Джеймс. – Она никогда не стала бы за тебя заступаться.

– Страх делает ее надменной и холодной. Но теперь, когда я смотрю на нее, мне становится даже немного стыдно. У меня-то есть добрый и любящий муж, и у меня – счастливая жизнь. А у Джоан нет ничего, кроме сердечной боли.

– А как же ее ребенок?

– Она ничего не говорила о своем сыне.

Джеймс в задумчивости провел ладонью по подбородку.

– Ей наверняка пришлось оставить сына с мужем, – сказал он. – Если твои подозрения верны и если твоя кузина действительно сбежала, она не посмела бы увезти с собой сына и наследника Фрейзера.

Немного помолчав, Давина спросила:

– Мы можем приютить ее у себя?

Джеймс даже рот открыл от удивления.

– Клан Фрейзера – очень влиятельный. Я не хочу превращать его в своего личного врага.

– Фрейзер ни о чем не узнает. Я не думаю, что он станет искать Джоан здесь, у нас. Пусть останется хотя бы еще на несколько недель, – упрашивала мужа Давина.

– Хорошо, я подумаю. А пока поешь то, что я принес.

– У меня совсем аппетит пропал, – со вздохом сказала Давина. Ответ Джеймса ее разочаровал, но в глубине души она знала, что волноваться не стоило. В мускулистой груди сурового воина билось доброе сердце, и Давина нисколько не сомневалась: Джеймс не бросит Джоан в беде, если она, его жена, будет за нее просить.

– Пока не поздно, нам надо решить, где мы сегодня будем спать, – сказал Джеймс, жестом подозвав к себе ни на что не годного кастеляна.

– Покои лэрда находятся на самом верху северной башни, – вмешавшись, сказала Давина. – Мы поселимся именно там.

Смотритель замка побледнел.

– Но эти комнаты стоят нежилыми уже больше десяти лет, миледи. Они нуждаются в тщательной уборке.

– Мы сейчас же хотим их осмотреть, – заявила Давина.

Минуту спустя, держась за руки, молодые супруги уже поднимались по деревянным ступеням. Лестница была плохо освещена – лишь через узкие бойницы в каменных стенах сюда проникал дневной свет, – но Давина неплохо помнила дорогу, и полутьма не стала им помехой.

На самом верху хотелось зажать нос от сильнейшего запаха плесени, но возвращаться супруги не пожелали. Сделав еще шаг-другой, Давина надавила на дверь, и та со скрипом отворилась. Как и предупреждал смотритель, здесь царила мерзость запустения. Джеймс отодвинул меховой полог, закрывавший окно, и перед ним поднялось облако пыли. Тут ужасно пахло сыростью, пылью и грызунами. У стены слева от двери стояла огромная кровать под дырявым балдахином, а у противоположной стены – стол и стул, причем у стула одна ножка была короче трех остальных.

Давина подошла к кровати и увидела, что из матраса торчали клочки шерсти – его основательно погрызли мыши или крысы. Джеймс молча шагал следом за женой; когда же она оглянулась и взгляды их встретились, оба молча вздохнули, так как подумали примерно одно и то же… Повсюду грязь, вонь и разложение… Хватит ли у них сил на то, чтобы вернуть к жизни это забытое богом место?