Возлюбленная террора

Этой выразительной цитатой Маруся закончила чтение, подняла глаза от тетрадки и обвела взглядом слушателей, ожидая возражении или дополнений. Возникла небольшая пауза.

— Я думаю… — начал было со своего места Саша Делицын, но то, что он думал, так никто и не узнал.

Хлопнула входная дверь, в передней послышались громкие голоса Потом заскрипела лестница, ведущая на антресоли, и через секунду в комнату вошла Женя Спиридонова — Евгения Александровна, как ее обычно называли Марусины и Юлины подруги, ведь Женя была намного старше, — и с ней незнакомый студент.

— Ну вот, как я и предполагала, мы застанем всех сразу, — весело сказала Женя. — Вот тебе, Володя, племя младое, незнакомое. Жаль, к докладу опоздали. Ведь опоздали?

— Опоздали, — подтвердила Юля. Она одна не растерялась, остальные ничего не могли понять и недоуменно переглядывались.

Студент же смотрел на всех присутствующих с веселым любопытством. Лицо у него было выразительное, хотя и некрасивое: широкоскулое, с небольшими прищуренными глазами и насмешливым ртом. От его высокой массивной фигуры в комнате сразу стало тесно. Марусе почему-то пришло на ум странное сравнение — молодой медведь, вылезший весной в первый раз из берлоги, с таким же доброжелательным любопытством осматривает мир. «Где-то я его уже определенно видела, — подумала она. — Только вот не припомню, где и когда».

— Хочу представить вам студента Московского университета Владимира Вольского, — отрекомендовала гостя Женя. — Впрочем, наверное, большинство с ним и так уже знакомо.

«Ах, Вольский! Ну конечно», — вспомнила Маруся. Вольских в Тамбове знали все — город-то небольшой, и круг образованных людей весьма ограничен. А присяжный поверенный Казимир Казимирович Вольский был человеком не только образованным, но и весьма состоятельным: имел свой дом на Большой улице и три имения в Тамбовской губернии. В тамбовском обществе Казимир Казимирович пользовался большой популярностью и слыл либералом. Оба его сына учились в университете в Москве. Старший, Владимир, на математическом факультете, младший, Михаил, пошел по стопам отца и подал на юридический.

Разумеется, раньше Вольские и Спиридоновы общались домами, но тогда Маруся была еще слишком мала — в том же году, когда она поступила в гимназию, Владимир окончил курс и уехал в Москву. Потом они, возможно, и виделись — навещал же он Тамбов и родителей хоть изредка, — но в Марусиной памяти эти встречи как-то не отложились.

А вот Ванда Колендо, очевидно, не сразу, но узнала пришедшего: по крайней мере, улыбнулась она ему так, как улыбаются хорошим знакомым. И Марусе от этого почему-то стало досадно. Хотя Ванда старше на три года и Владимира должна помнить лучше.

— Ну как там, в Москве? — спросил Саша Делицын. — Вы приехали на каникулы? А что Миша, тоже приехал?

Михаил Вольский, закончивший тамбовскую мужскую гимназию три года назад, начитанный и блестяще образованный юноша, прекрасный оратор и любимец девушек, был тайным Сашиным кумиром.

— На каникулы, — как-то странно усмехнулся Владимир. — А в Москве сейчас здорово. Происходит явственное брожение в умах и сердцах…

— На самом деле он приехал жениться, — перебив гостя, насмешливо объявила Женя.

— Поздравляю, — красивое лицо Ванды расцвело улыбкой — Если не секрет, на ком?

— Не секрет, — насмешка исчезла из глаз Владимира, они стали теплыми и ласковыми. — На Валентине Николаевне Лукьяненко.

Коля Васильев и Саша Делицын переглянулись. Брат Вали Лукьяненко, Анатолий, учился в их классе, но о предстоящей свадьбе сестры даже не заикался.

— Они же уже Бог знает сколько жених и невеста. Помолвлены еще до того, как Володя в Москву уехал, — пояснила Женя. — Просто вы, молодежь, таких давних событий помнить не можете.

Известие о предстоящей свадьбе сразу настроило присутствующих на лирический лад.

Тут кстати в комнату заглянула Аннушка и спросила, не подать ли чаю. А за чаем какие могут быть серьезные обсуждения? Герцен как-то отошел на второй план, и разговор перекинулся на более светские темы. Вспомнили о театре и от Владимира, как от человека столичного, потребовали отчета в новых постановках.

В Москве сейчас гремело имя Станиславского — слава чеховской «Чайки» докатилась и до Тамбова. Вольский, по счастью, «Чайку» видел, кроме того, видел и другие спектакли МХТ— «Эдду Габлер», «Царя Федора», «Потонувший колокол»… Ибсена и Гауптмана никто из присутствующих не читал, пришлось Владимиру кратко пересказывать содержание пьес, и на сегодня политика была забыта за литературой.

Когда гости разошлись по домам, Женя, сразу утратив веселость, сказала сестрам:

— Вольского отчислили из университета.

— Да что ты! — всплеснула руками Юля. — Все-таки отчислили?

Маруся переводила взгляд с одной сестры на другую:

— Что значит «все-таки»?

Женя пояснила:

— У него уже были неприятности с полицией в девяносто седьмом. Его даже высылали административным порядком в Тамбов, но дело удалось замять. Кажется, какой-то родственник Елизаветы Леопольдовны, его матери, служит в Петербурге. Впрочем, точно не знаю.