Возлюбленный мой

Харм зарычал, и звук напоминал тот, что издает волк, почуяв свежую кровь.

– Как и я, брат.

Дариус придвинулся ближе.

– Если ты отправишь его в бой, и он умрет, ты накличешь позор на всю свою кровную линию до скончания веков. – Хотя, сложно было понять, затронет ли мужчину этот факт. – Отдай его мне, и я спасу тебя от этого бремени.

– Ты никогда мне не нравился, Дариус.

– И все же там, в лагере, ты был более чем готов обслужить тех, кого я обошел. – Дариус сверкнул клыками. – Учитывая то, насколько ты этим наслаждался, я думаю, ты в какой-то мере мой должник. И знай, что если ты не позволишь мне присмотреть за мальчиком, я повалю тебя на пол, всем под ноги и буду бить, пока ты не согласишься выполнить мою просьбу.

Харм прервал зрительный контакт, и его взгляд застыл где-то над плечом Дариуса, как будто в этот момент его засосало прошлое. Дариус знал, что именно он вспоминает. Ту ночь, когда Дариус победил его там, в лагере и то, как Дариус отказался исполнить наказание, и это сделал Бладлеттер. Жестокость была не тем словом, коим можно было описать произошедшее, и хотя Дариус брезговал подобными приемами, безопасность мальчика была достойна этих недостойных средств.

Харм знал, кто из них победит в кулачном бою.

– Забирай его, – сказал мужчина безразличным тоном. – И делай с ним, что захочешь. Прямо сейчас я отрекаюсь от него как от своего сына.

Брат развернулся и вышел.

И забрал с собой из пещеры весь воздух.

Воины смотрели ему вслед, и их молчание было громче, чем боевой клич. Отказ от собственного потомства противоречил природе расы, словно дневной свет, он нес разрушение.

Дариус подошел к юноше. Это лицо... Дева Дражайшая. Застывшее серое лицо мальчика не было грустным. Не было горестным. Не было даже пристыженным.

Оно было безжизненной маской.

Протянув ладонь, Дариус сказал:

– Привет, сынок. Я Дариус, и я буду твоим боевым уордом[20].

Юноша моргнул.

– Сынок? Нам пора идти в скалы.

Внезапно, Дариуса пронзил острый взгляд: мальчик явно искал признаки обязательства и жалости. Но, однако, ничего не нашел. И также как Дариус понимал, насколько суха и тверда земля, на которой стоял мальчишка, он осознавал, что любое проявление жалости приведет лишь к большему бесчестью.

– Зачем? – спросил юноша хрипло.

– Мы в скором времени отправляемся в скалы, чтобы отыскать женщину, – спокойно сказал Дариус. – Вот зачем.

Мальчик сверлил Дариуса взглядом. Потом положил руку на грудь и, поклонившись,  сказал:

– Я постараюсь приносить пользу, а не быть обузой.