Возлюбленный мой

Теперь, пройдя через огонь и воду, тот факт, что она снова цела и невредима, давал Хекс какое-то странное ощущение радости.

Раздался мягкий стук, и она поняла, кто это был по запаху, что исходил из-за? двери.

Прикоснувшись к волосам, она подумала о том, насколько ужасно сейчас выглядит, и решила, что лучше этого не знать.

– Входи.

Джон Мэтью просунул голову в дверь, его брови поднялись в немом вопросе «ну-ты-как?».

– Я в порядке. Намного лучше. Немного заторможенная от лекарств.

Он проскользнул в комнату и прислонился спиной к стене, сунув руки в карманы и скрестив лодыжки. На нем была белая футболка Хейнс – неплохой выбор, особенно с учетом того, что на ней виднелись пятна крови лессера.

От него пахло так, как должно пахнуть от мужчины. Мылом и чистым телом.

И он выглядел так, как должен выглядеть мужчина. Высокий, широкоплечий и смертельно опасный.

Боже, на его фоне она совсем терялась.

– Твои волосы стали короче, – сказала она без особой причины.

Он вынул руку из кармана и неловко провел  по ежику волос, затем наклонил голову, и его мощные мышцы напряглись под золотистой кожей от плеч и вверх до самой шеи.

Внезапно она задумалась, сможет ли  когда-нибудь снова заняться сексом.

Мысль была довольно странной, это точно. Учитывая то, как она провела последние…

Хекс нахмурилась.

– Сколько недель я отсутствовала?

Он поднял четыре пальца, а затем словно подвел ладонью черту.

– Почти четыре? – Когда Джон кивнул, она аккуратно расправила на груди простыню. – Почти ... четыре.

Ну, люди удерживали ее несколько месяцев, прежде чем она смогла избавиться от них. Четыре недели – это, как пешая прогулка, которую можно легко преодолеть.

Да, но она же не просто слонялась поблизости. Ничего было «преодолевать». Все «было кончено».

– Присядешь? – спросила она, указывая на стул рядом с кроватью. Это была обыкновенная больничная мебель, которая выглядела примерно такой же комфортной как кол для задницы, но она не хотела, чтобы он ушел.

Брови Джона снова взлетели вверх, он кивнул и подошел ближе. Устраивая свое огромное тело на маленьком сидении, он сначала попытался скрестить ноги в коленях, затем в лодыжках. В конце концов, измучившись, он просто вытянул ноги под кровать и положил руку на спинку стула.

Она возилась со своей проклятой простыней.

– Могу я спросить тебя кое о чем?

Боковым зрением она увидела, как он кивнул, повернулся и достал блокнот и ручку из заднего кармана.

Откашлявшись, она задумалась, как правильно выстроить вопрос.

В конце концов, она выдала безличный порядок слов.

– Где в последний раз видели Лэша?

Он кивнул и согнулся над блокнотом, что-то быстро черкая. Его слова принимали форму на белой бумаге, а Хекс просто смотрела на него... и понимала, что хотела, чтобы он никогда не уходил. Она хотела, чтобы он остался с ней навсегда.

В безопасности. С ним она была в полной безопасности.

Он выпрямился и протянул блокнот. И, казалось, замер на месте.

По какой-то причине, она не могла сосредоточиться на том, что он написал, и напряженно…

Джон медленно опустил руку.

– Подожди, я еще не прочитала. Не мог бы ты... – Что. Что случилось?

Черт побери, теперь она видела его очень расплывчато.

Джон наклонился в сторону, и она услышала тихий свист. Затем ей протянули Клинекс.

– Ох, мать твою. – Она взяла то, что он предложил, и прижала к глазам. – Ненавижу быть девочкой. Я действительно чертовски презираю себя в такие моменты.

Пока она продолжала свою речь об эстрогене, юбках, розовом лаке для ногтей и чертовых шпильках, он подавал ей салфетку за салфеткой, забирая те, что уже окрасились в кроваво-красный цвет.

– Я никогда не плачу, ты же знаешь. – Она посмотрела на него. – Никогда.

Он кивнул. И протянул ей еще один платок.

– Боже мой. Сначала я ору, как безумная, теперь вот это мокрое безобразие. Да за одно это я готова вытрясти из Лэша всю душу.

Словно холодный порыв пронзил комнату, она посмотрела на Джона  и отшатнулась. За долю секунды его настроение сменилось от сочувствующего до социопатического. В какой-то момент, она была почти уверена, что он даже не понимал, что обнажил клыки.

Ее голос упал до шепота, и вопрос, который она на самом деле хотела задать, вырвался наружу.

– Почему ты остался? В операционной и до этого? – Она опустила глаза, концентрируясь на красных пятнах на салфетке, которую только что использовала. – Ты остался и ты... все сделал, как надо.

 В последовавшей тишине Хекс поняла, что очень хорошо знала обстоятельства его жизни: с кем он жил, что он делал на улицах, как он сражался, где проводил свободное время. Но она не знала о нем ничего конкретного. Его биография была для нее черной дырой.

И по какой-то причине, она стремилась все узнать.

К черту все, она прекрасно знала почему: когда там, в операционной, ее накрыл тот леденящий ужас, единственным, что все еще держало ее на этой земле, был Джон, и как ни странно, она чувствовала, что теперь они каким-то образом связаны между собой. Он видел ее в самом худшем состоянии, когда она была абсолютно слаба и безумна, и не отвернулся. Он не оставил ее, не осудил и не разозлился.