— Гм, спорное заявление. Вы не иностранный солдат, вы мятежник, воюющий против правительства собственной страны.
— Черта с два! Я человек Эчверри.
— Ну и что?
— Значит, мой судья тот, кого назовет Эчверри. Он говорит, наш судья — Бродский. Это вы мятежники.
— Закон изменился.
— Ваш мерзкий Фаллон не вправе менять законы. Тем более часть Конституции. Я не простак, капитан. Я ходил в школу. И наш начальник ежегодно читает нам Конституцию.
— Времена изменились с тех пор, как она была написана. — Тон Ламберта стал резче. — Но я не намерен спорить с вами. Сколько в вашем отряде людей с ружьями и сколько лучников?
Молчание.
— Мы можем облегчить вам задачу, — сказал Ламберт. — Я не требую от вас показаний, которые сделали бы вас изменником. Все, что я хочу, — чтобы вы подтвердили имеющуюся у меня информацию.
Пленный сердито покачал головой.
Ламберт сделал жест. Один из солдат немного вывернул руку пленного.
— Эчверри никогда не поступил бы со мной так, — произнес тот побелевшими губами.
— Конечно, нет, — сказал Ламберт. — Ведь ты его человек.
— Хотите сказать, я не просто номер в каком-то там списке во Фриско? Все верно, я человек моего боссмена.
Ламберт снова подал знак. Солдат сильнее крутанул руку пленного.
— Хватит! — гаркнул Даньелиз. — Прекратите это!
Солдат, явно удивленный, подчинился. Пленный всхлипнул.
— Вы меня поражаете, капитан Ламберт, — сказал Даньелиз. Он чувствовал, что краснеет. — Если это ваша обычная практика, дело дойдет до военного суда.
— Нет, сэр, — нерешительно произнес Ламберт. — Честно. Только… они молчат. Ну, некоторые из них. Что я должен делать?
— Соблюдать правила ведения войны.
— С мятежниками?
— Уведите его, — приказал Даньелиз.
Солдаты поспешили выполнить приказ.
— Извините, сэр, — пробормотал Ламберт. — Я полагаю… я полагаю… я потерял слишком много товарищей. Мне ненавистно думать, что я буду и дальше терять их только из-за недостатка информации.
— Мне тоже. — Даньелиз проникся сочувствием. Присев на край стола, он начал свертывать сигарету. — Но, видите ли, у нас не обыкновенная война. И все же — таков парадокс — мы должны тщательнее, чем когда-либо, соблюдать все правила войны.
— Я не совсем понимаю, сэр.
Даньелиз кончил возиться с сигаретой и отдал ее Ламберту как своего рода символ мира. Затем принялся свертывать другую, для себя.
— Мятежники в собственных глазах вовсе не мятежники, — сказал он. — Они сохраняют верность порядку, который мы стремимся изменить, даже разрушить. Взглянем правде в лицо: средний боссмен — очень хороший лидер. Он может происходить от какого-нибудь головореза, захватившего силой власть во время хаоса. Но теперь его семья — уже неотъемлемая часть региона, которым он управляет. Он знает своих людей вдоль и поперек, и они знают его. Он — живой символ общины с ее успехами, с ее образом жизни и с ее независимостью. Если ты попал в беду, тебе не надо мыкаться по всяким бюрократическим инстанциям — ты идешь прямо к своему боссмену. Его обязанности так же четко определены, как и твои, и они даже значительно больше, чтобы уравновесить его привилегии. Он ведет тебя в бой и руководит тобою в мирной жизни; ты всегда равняешься на него. Ваши отцы, и деды, и прадеды играли и работали вместе на протяжении двух или трех веков. Все вокруг полно воспоминаниями о них. Ты и он —
Ламберт чиркнул спичкой и поднес ему огонек. Даньелиз затянулся и договорил:
— В практическом отношении я мог бы также напомнить вам, капитан, что кадровые военные силы, фаллониты и бродскиты вместе, невелики. Фактически нас лишь горстка. Мы — младшие сыновья, разорившиеся селяне, бедные горожане, искатели приключений, люди, смотрящие на свой полк как на единственное место, где могут исполниться надежды, не сбывшиеся в гражданской жизни.
— Все это, боюсь, слишком грубо для меня, сэр, — сказал Ламберт.
— Не имеет значения. — Даньелиз вздохнул. — Просто усвойте, что за пределами обеих армий больше воюющих, чем в самих армиях. Сумей боссмены создать единое командование, правительству Фаллона быстро пришел бы конец. К счастью, провинциальный гонор и географическая разрозненность мешают им объединиться… разве что мы сами вынудим их к этому. Что мы хотим, — это чтобы обыкновенный землевладелец и даже обыкновенный боссмен подумал: «В общем, эти фаллониты не такие уж скверные парни, и если я приму их сторону, то, пожалуй, ничего не потеряю, а возможно, даже и выиграю». Понимаете?
— Д-да. Думаю, да.
— Вы толковый парень, Ламберт. Не пытайтесь информацию из пленных выколачивать. Выманивайте ее.
— Я попытаюсь, сэр.