Возможность выбора

От простыней исходил слабый пряный запах. Сильвия подавила стон. Всего несколько дней назад она лечила Карла от радикулита: по вечерам натирала ему поясницу тигровой мазью. Все было давно решено, а она, дуреха, старательно втирала в спину дорогого муженька источающую тропический аромат мазь, чтобы пощипывало, — ату беду! — не дай бог, если Карл в один прекрасный день вдруг не сможет встать! В прошлое воскресенье Карл, словно бы в благодарность, занялся домашними делами. Рассортировал свои рубашки, ветхие отнес в гараж, чтобы обтирать грязную машину. К таким делам Карла всегда приходилось понуждать, в тот раз он занялся ими по доброй воле. Оказывается, готовился к уходу из дому. Хвосты все же остались, но не беда — аккуратная жена сунет шлепанцы в печку. Туда же отправит вылинявшие пижамы и рваные носки.

Накатила тошнота. Значит, вот так они и скручивают, эти душевные потрясения, когда почва уходит из-под ног? Черта с два! Груда мусора из будничных мелочей навалилась на нее. Видно, Сильвия дошла до полного упадка, просто так, ни за что ни про что человека не выбрасывают из своей жизни.

Она почувствовала в груди странную пустоту. В этой пустоте висело и екало сердце. Жизнь прожита. Работа переделана. И горя навидаться довелось. Цветущее древо любви засохло. Обманывая себя, она отдаляла на несколько часов осознание конца.

Сильвия зарыдала в голос. Она билась в судорогах от пронизывающей тело боли. Казалось, от душераздирающих звуков затрясся и пустой холодный дом. Дом — ее юдоль и убежище — словно выталкивал Сильвию из себя. Время остановилось. Что бы она теперь ни делала — все было бы толчением воды в ступе. Сильвия смолкла, силой воли попыталась сдержать сотрясающие тело судороги, но дрожь не проходила. Она с трудом поднялась. На ощупь сняла с вешалки и надела халат, погасила верхний свет. Было бы невыносимо увидеть сейчас свое отражение в зеркале. Сумерки — предвестие темноты. Неуклонная последовательность. Сильвия всхлипнула тихо, умоляюще. Но ни одна душа не прислушивается, чтобы поспешить на помощь.

И все же! Пронзительно зазвонил телефон. На ловца и зверь бежит. Натыкаясь на мебель, Сильвия проковыляла к аппарату. Визгливый женский голос потребовал магазин и выругал Сильвию за неправильное соединение. Нет, этот циничный мир непригоден для жизни. Сильвия Курман простонала и сунула холодные как лед руки под мышки, чтобы согреть их. Уж не затопить ли сначала печи? Но зачем? Не лукавь, не оттягивай! Голова еще работала, разум приказывал: остался один-единственный выход. Может быть, есть еще какие-то неотложные дела? За той гранью нет уже никаких настоятельных дел, — прогремел суровый и непримиримый внутренний голос. Зачем клянчила она у себя же пощады? У современной женщины должно хватить мужества остаться женщиной, — но на этот раз вынесенная из жизненного опыта Сильвии Курман расхожая истина не принесла облегчения. У нее не достало бы решимости обратиться к кому-нибудь за помощью, бежать невесть куда или хотя бы выплакаться до полного изнеможения. У нее не хватило бы решимости и на то, чтобы кому-нибудь признаться — поражение, предательство. Позвонить Кае, чтобы самой же подпортить дочернюю память о матери? Нет! Пусть в силе останется логический ряд: сердечный приступ на работе — было множество сочувствующих и одновременно свидетелей. Потом напишут: внезапно ушла от нас. Правда, не совсем уж как гром среди ясного неба — звоночек ведь прозвенел! Но увы — не умеют люди вовремя обращать внимание на предостерегающий сигнал, глупая самоуверенность — пройдет, мол.

Какой же она слабый человек — старается примирить свою последнюю волю с людским мнением. Думает о том, чтобы все случившееся выглядело пристойно, хотя бы в глазах общественности, что бы там ни написали врачи в строчках последнего документа. Старый кадровый работник, она хорошо знала, что все жизненные ситуации рассматриваются с позиции среднестатистических показателей, отправившихся в мир иной тоже распределяют под крылышко процентов и коэффициентов. Инфаркт — вещь обычная. Наложила на себя руки — просто неприлично!