Габриель был настолько заворожен туфлями и всем обликом Джулии, что не сразу понял, почему она обратилась к нему на французском.
На ее голове красовался его черный берет.
Когда их глаза наконец встретились, Джулия увидела, как он тяжело сглотнул. Она кокетливо надула губы, сняла берет и бросила ему. Габриель швырнул берет на пол. И тогда Джулия медленно, очень медленно пошла к кровати.
— Должна сказать, профессор, что мне очень нравится этот рождественский подарок. — (Габриель потерял дар речи.) — А ты видел корсет сзади? — Джулия повернулась, поглядывая на него через плечо.
Габриель потрогал шнуровку корсета, затем его рука скользнула вниз, к трусикам, полоска которых пролегала по ее упругим ягодицам.
— Хватит меня дразнить, мисс Митчелл. Иди сюда. — Габриель притянул ее к себе и страстно поцеловал.
— Мне понадобится некоторое время, чтобы снять твой подарок. Туфли я оставлю. Надеюсь, они не причинят тебе вреда.
Официант, принесший обед, целых десять минут стучался в дверь бунгало. Ответа не было. Ему не оставалось ничего иного, как отнести обед обратно на кухню и ждать дальнейших распоряжений.
Дальнейших распоряжений так и не последовало.
Была глубокая ночь. В бунгало играла музыка нового альбома, составленного Габриелем из песен Сары Маклахлан, Стинга и Мэтью Барбера. Джулия лежала на животе среди смятых простыней. На нее накатила сонливость, свойственная удовлетворенной женщине.
Габриель искусно задрапировал ее зад простыней и достал свою фотокамеру. Он стоял возле кровати, делая снимок за снимком, пока Джулия не стала зевать и потягиваться, как сонная кошка.
— Ты бесподобна, — сказал он, откладывая камеру и садясь рядом с Джулией.
Она смотрела на него большими, счастливыми глазами. Его длинные пальцы скользили по ее спине.
— Когда любишь, не замечаешь недостатков того, кого ты любишь, — сказала она и улыбнулась с оттенком грусти.
— Думаю, это так. Но ты прекрасна.
Джулия повернулась, чтобы лучше его видеть, и обняла подушку.
— Любовь все делает красивым.
Габриель привычно поджал губы. Рука замерла на ее спине, чуть выше ямочек.
Джулия прочла в его глазах молчаливый вопрос.
— Да, Габриель, для меня ты красив. Чем больше я тебя узнаю, тем отчетливее вижу: ты и сейчас красив, а становишься еще красивее.
Габриель поцеловал ее, робко, как мальчишка-подросток. Его пальцы скрылись в ее длинных темных волосах.
— Спасибо, дорогая. Ты, наверное, проголодалась?
— Да.
Он посмотрел на дверь их бунгало.
— Думаю, мы пропустили обед, потому что наслаждались… совсем другими лакомствами.
— А какой это был пир, профессор! Но у нас хотя бы есть фрукты.
Джулия села на постели, завернувшись в простыню. Габриель подошел к большой фруктовой корзине, стоявшей на кофейном столике. В кухоньке он нашел швейцарский армейский нож. Поменяв музыку, Габриель вернулся в постель, неся плод манго.
— Нужно, чтобы песня соответствовала этому фрукту, — пояснил Габриель, и его синие глаза сверкнули. — А теперь ляг на спину.
Сердце Джулии словно проснулось и начало биться все быстрее.
— Не надо от меня закрываться.
Габриель сдернул с нее простыню. Теперь они оба были нагими.
— Кто поет? — спросила Джулия.
— Брюс Кокберн.
Габриель стал медленно разрезать манго, смотря не на плод, а на тело Джулии.
— Голый ланч? — насмешливо спросила она.
— Правильнее сказать, голый перекус среди ночи.
Он ловко отрезал ломтик манго. Брызнувший сок потек по его пальцам прямо Джулии на живот. Она удивленно вскинула брови.
— Гмм, — пробормотал Габриель, шаловливо глядя на пролитый сок. — Надо было аккуратнее резать.
Джулия открыла рот. Габриель наклонился, чтобы положить туда ломтик манго.
— Ты просто «пищевой фетишист», — сказала Джулия, облизывая губы и ожидая нового ломтика.
Габриель почтительно склонился над нею и принялся слизывать с ее живота терпкий сладкий сок.
— Ты что-то сказала?
Джулия ответила невразумительным мычанием.
— Я вовсе не «пищевой фетишист». Это действо доставляет мне радость. Мне нравится заботиться о тебе. А когда ешь вместе с любимой женщиной — в этом столько чувственности.
Ему хотелось поцеловать Джулию в губы, но он поцеловал ей плечо, ощутив дивный аромат ее кожи. Потом Габриель отрезал новый ломтик манго. Несколько капелек солнечного сока упало на ее левую грудь.
— Черт побери! Прости, я жутко неловок.
Липкими от сока пальцами Габриель стал водить по ее ребрам, возбуждая одну из его любимых эрогенных зон. Потом он поцеловал ей грудь.
— Ты просто убиваешь меня, — едва сумела произнести Джулия, когда его влажный рот нашел ее сосок.
— Помнится, однажды я тебе сказал те же слова. И ты пообещала, что смерть будет сладкой.
Джулия открыла рот, показывая, что хочет получить еще один ломтик манго.
— Мне надо было бы сказать «липкая смерть». Или «клейкая».
Габриель положил ломтик ей на язык, потом большим пальцем провел по ее нижней губе.
— Не волнуйся, я уже подумал об этом.