Им говорят – слушайте, до свидания! Инъекцию, закопали, сожгли – рассеяли. И нет человека больше. Вот вам, господа-товарищи, Европа! Это она, собака, убивает неродившихся и побыстрее сплавляет в крематорий тех, кто неизлечимо болен. И Армия Спасения пусть воюет по-своему, она на то и Армия. Хотя у них ничего не получится, потому что хоть они и армия, всё равно их в бараний рог согнут, в пыль сотрут.
Мы должны понимать, что идет война против человечества – такая хитрая, тихая война. Вопрос об эвтаназии – вопрос войны за человека и выживания человечества. А мы с вами должны дожить до старости, покряхтеть, поболеть, посопливиться, поплеваться на прожитое, покаяться в грехах своих, дожить до смерти – и только тогда уйти из этого мира, когда Бог заберет нашу душу, как редиску с грядки – не раньше… Но не сам человек.
Не сам родился – не сам умирай. Это очевидный закон. Заберет Господь – потом ему ответишь за прожитую жизнь. А старость нужна как время покаяния, слез, молитвы и передачи опыта. Всё это есть в нашей цивилизации как идея – и исчезает из цивилизации западной как факт.
Старость растит новую житейскую поросль
Гляньте на любого человека. Хоть в метро, хоть в очереди к кассе коммунальных платежей. Хоть в парке на пробежке, хоть в торговом месте у прилавка. Гляньте. Перед вами – чудо. Замрите на миг. Это чудо, не осознанное нами по причине многочисленного наличия всюду таких же «чуд». Но все-таки. У этого (любого) человека неповторимый набор чего-то. Предположим, хромосом. Уникальный рисунок отпечатков пальцев, радужной оболочки глаза и прочее. Добавьте сюда хитрую смесь талантов, порочных склонностей и добродетелей, которые отчасти унаследованы, отчасти впитаны из среды или приобретены сознательно. На этого человека влияли прочитанные книги или их отсутствие, среда воспитания, религия, язык. И он, право, уникален. Чудо, как ни крути! Об этом с разных сторон, но одинаково знают криминалисты и богословы.
Но идем дальше. Это не чудо, выросшее в воздухе. У этого человека (любого то есть) есть конкретные папа и мама. Они тоже из плоти и крови, у них тоже неповторимый, отличный от их ребенка рисунок на пальцах, зрачках и так далее. У них своя неповторимая смесь грехов и добродетелей, порочных склонностей и высоких порывов. В какой-то момент они зачали этого третьего, которого мы условно видим. Зачатие было тайной. Это совсем не производственный процесс, но таинство, пусть даже и не осознанное участниками. Это священное и краткое безумие, никак не похожее на серые будни. После этой краткой мистерии на небесах тихо сказано: «Зачался человек. Была любовь или была иллюзия ее; случайно все было или долго готовилось – оставим. Не наше дело. Вот перед нами человек (в очереди, на пробежке, в метро…), и его таки зачали. Он и есть живое чудо, явившееся в результате другого чуда, ночного и никому не понятного».
Современная жизнь свистит всем в оба уха, что прошлое – ничто и цена его – никакая. Дескать, есть я, и все. Но это ложные мысли, их принимать не следует.
Идем дальше. Умерли родители или живы, они – всегда за спиной. Это читается по чертам твоего лица, по голосу, по твоим привычкам и склонностям, короче, по той тысяче мелочей, которой пахнет живой и конкретный человек. Родители живы. Даже если уже умерли. Они в интонации голоса твоего, в манере тушить или прикуривать сигарету, сморкаться, они в почерке на открытке, в произношении некоторых букв…
Современная жизнь свистит всем в оба уха, что прошлое – ничто и цена его – никакая. Дескать, есть я, и все. Даже не так. Есть Я, и пошли вы все куда подальше. Не обижайтесь. Здесь и сейчас, так и называется. Но это ложные мысли, их принимать не следует.
Нарисуйте треугольник. Равносторонний. Верхняя его точка – это, вестимо, вы. Но нижние две – папа и мама. Любишь – не любишь, живы – умерли, но они есть. Они вполне конкретны, как тот солнечный луч, что прямо сейчас вонзился в окно сквозь занавеску. Их боль – в тебе, их грех – в тебе, их мечты – в тебе… Дальше продолжать следует самому. Родители уже навсегда – остались и стоят – за спиной. Поэтому, когда видим где бы то ни было конкретного человека, можем смело представить себе его отца и мать. Прямо за спиной видимого нами человека. Они – его родители – живые и настоящие. Настолько же настоящие, как и этот, видимый нами человек. Не будь их – для нас невидимых – не было бы и этого дядьки или тетки, столь очевидно видимых нами.
Евангелие говорит: «У Бога нет мертвых». Усопшие и живые – одно человечество, одна разросшаяся непомерно семья согрешившего Адама.