Возраст зрелости. Время мудрых, счастливых и немного святых

И тот отчужденный взгляд, которым окидывает уходящий человек свое место закончившейся жизни, непонятен тем, кто под жизнью понимает только «эту» жизнь. А тот, кто уходит, уже не захочет вернуться, даже если бы ему предложили. Здесь он иссяк и исчерпался. Пора начинать жизнь в другом месте и в другом качестве. Все это совершается ежедневно, но продолжает оставаться непостижимым и удивительным.

Значение старости

Старость, старение – возраст успеха, знания, правды, изнанки ее, изгнания – это тема, на которую можно говорить, только лишь ощутив ее жало, проникающее в себя. Я думаю, что по внутреннему ощущению мне уже немножко можно говорить об этом. Я чувствую, как это явление приближается, и мне кажется, отношение к нему – это мерило очень многого. Конечно, это мерило доброты.

Мерилом доброты общества, его практической христианизации является его отношение к людям с врожденными пороками и физическими недостатками, людям преклонного возраста, людям, потерявшим работоспособность – всем тем, которые беспомощны. Отношение к ним – это мера нашего практического христианства.

Наличие пандуса в каждом подъезде говорит о том, христианская эта страна или нет, больше, чем количество церквей, видных над городом с высоты птичьего полета.

Важны связи между поколениями.

Классическое общество, в котором мы не живем, предполагает наличие живой и не прерывавшейся связи между поколениями, в которой каждый нужен каждому. Жизнь должна представлять собой гармоническое единство нескольких поколений, живущих рядом или вместе. У каждого человека должны быть отец и мать, это очевидная вещь, сегодня ставшая редкостью. У каждого человека должны быть братья и сестры – это тоже очевидная вещь, которая сегодня тоже стала редкостью.

Уже сказав это, можно расплакаться и перестать дальше говорить, потому что если отец и мать, братья и сестры у каждого человека отсутствуют (у человека есть только мама, у человека нет ни брата, ни сестры, или вообще он вырос в детском доме) – то это конец света. О чем дальше говорить? Дальше можно только реанимировать ситуацию.

Мерилом доброты общества, его практической христианизации является его отношение к людям с врожденными пороками и физическими недостатками, людям преклонного возраста, людям, потерявшим работоспособность – всем тем, которые беспомощны.

Вот эти «отец и мать, братья и сестры» предполагают наличие отца и матери у твоего отца и твоей матери – то есть бабушек и дедушек с обеих сторон – и прорастание этого дерева вглубь, в глубину корней. Дерево должно быть действительно цветущим и раскинувшим ветви.

Такое гармоничное существование должно обеспечить человеку большую степень психического здоровья, он, как нитка в ткань, вшит в плотность бытия – и он ощущает справа и слева от себя не чуждые плечи. Нитки того же качества и материала, родная теплота окружает его справа и слева, спереди и сзади в плотной ткани жизни.

Сегодня царит индивидуализм. Человек подчеркнуто индивидуален, как лейбницевская монада, живет как заключенный одиночной камеры. То есть ему идеал – тюрьма с камерой, как для какого-нибудь Брейвика. Вот гальюн, вот мягкая постель, вот компьютер без выхода в интернет, вот телевизор, вот душевая, вот меню трехразового питания. И некоторые, не шутя, говорят: «Ничего себе! Я бы тоже посидел в такой тюрьме». То, что зеки наши, которые сидят массово по тюрьмам, хотели бы поменять свои бараки на камеру Брейвика – это сто процентов. Но и простые люди тоже.

Герой рассказа О’ Генри «Фараон и хорал» все время порывается что-то украсть, чтобы сесть в тюрьму и не замерзнуть на лавке, потому что газетами можно укрываться только летом.

Вот современный идеал современного человека: накормили, вокруг тепло, лег поспать, посмотрел по телевизору, как поет Дженнифер Лопес – а чего еще надо? Надо-то чего? Вполне хорошая жизнь одноклеточного существа. И еще не стареть бы.

Страх старости пронизывает все существо современного человека.

Эта одиночка, психологическая тюрьма, в которой мы находимся, не дает человеку места для понимания другого человека. Мы панически боимся смерти и боимся старости – как вестника смерти, как ее гонца. В лице посла мы чтим покамест не пришедшего царя. Царя, принесшего нам послание. В лице старости мы должны проявить уважение к будущей смерти. Мы должны отдать уважение слабости.

Современный человек вполне идолопоклонствует, когда стремится к тому, чтобы быть полезным, незаменимым, вечно активным, вечно здоровым, белозубо улыбающимся. И независимо от того, застрелишься ты сегодня вечером или завтра утром, сегодня утром ты еще должен улыбаться.