Возрождение

Улыбаюсь, но внезапно ловлю взглядом несколько движущихся темных фигур. Улыбка тут же исчезает.

Я поворачиваюсь влево, поскольку сердце пронзает шипами, но эти фигуры — всего лишь случайные люди, топающие в противоположном от нас направлении. Мне это не нравится. Нужно быть более бдительной. Кайл отвлекает меня, хотя учитывая то, что я помню, это вполне нормально.

Он тоже проверяет глазами толпу или проверяет меня, наблюдающую за толпой.

— Узнаешь их?

— Нет, но давай пойдем дальше. Я здесь замерзаю.

— Ага, твои щеки полностью розовые, — он прижимает холодную руку к моему лицу. — Ниже в саду есть кофейня. Возможно, мы можем взять выпить немного кофе и успеем позавтракать?

— Звучит хорошо.

Еще минуту мы идем в тишине. Я вернулась к осмотру территории, оборачиваясь вокруг через каждые несколько шагов и проверяя наши спины, но ничего не вызывает сигнала тревоги в голове. Повсюду деловые люди в длинных черных пальто, дети в ярких толстых куртках с соответствующими шапками. Уверена, что выгляжу смешно для тех, кто смотрит на меня, но Кайл молчит.

В конце концов, моя потребность в информации берет верх:

— Южная станция была тем местом, куда мы планировали идти, или мы шли куда−то в другое место?

— Как уже говорил, я не знаю, что ты планировала. Мы вышли из поезда, а ты сказала, что вернешься, затем побежала в уборную. Остальное ты знаешь. Ну, или нет, но это все привело к этому моменту.

Сильный порыв ветра впивается в уши. Я видела шапку и варежки в рюкзаке, но не чувствую, что должна остановиться, чтобы достать их.

Моя шапка. Рюкзак. Тихонько повторяю несколько раз, в надежде, что смогу внушить это себе.

Я София. Только не могу с уверенностью сказать, кто такая София.

Мы дошли до конца Общества и ждем сигнала, чтобы перейти улицу по направлению к Бостонскому Саду. Машины проносятся мимо, и я борюсь с желанием встать позади Кайла, позволяя ему загородить меня от глаз. Кто угодно может быть в этих машинах. Кто угодно, вроде тех парней с Южной станции. Меня бросает в дрожь, и я натягиваю воротник куртки до подбородка.

Кайл направляется к кофейне на углу, и мы срезаем направление. Там многолюдно, но, возможно, это поможет слиться с толпой.

Прежде чем появился шанс войти, он отодвигает меня в сторону.

— Что ты сделала тогда, на Южной станции, как ты уложила этих парней, это было… — оставшаяся часть комментария повисла между нами, хрупкая и холодная как воздух.

— Я не знаю, как сделала это. Это было что−то вроде инстинкта.

— Тогда ты, должно быть, хорошо натренирована. — он отодвигается в сторону, позволяя женщине, выгуливающей пушистую собаку, пройти. — Мой папа специалист по боевым искусствам. Весь смысл тренировок в том, чтобы все это стало инстинктивным.

Его глаза исследуют меня в поисках ответов, которых у меня нет.

— Серьезно, не знаю. Полагаю, я никогда не упоминала ничего, насчет этого?

— Нет. Никогда, — а в голосе слышна обида.

Интересно, что еще я не рассказывала и почему.

— Мне жаль.

Он берет меня за руку.

— Не беспокойся об этом. Уверен, у тебя были причины. Просто хотелось бы знать больше. Тогда бы я мог бы помочь.

Его слова и нервный тон не соответствуют друг другу. Существует так много причин, по которым он может быть расстроен. И ко всему прочему, я не помню его достаточно хорошо, чтобы догадаться.

— Внутрь? — я направляюсь к двери.

Нам повезло занять пару сидений, расположенных вместе у окна сразу, как только кто−то другой встает, чтобы уйти. Я предпочла бы не сидеть рядом с окном, выставляя лицо на обозрение, но либо это, либо ничего. И ничего в пролете. Мне нужно согреться.

Кайл снимает куртку, показывая на обозрение черную футболку и терморубашку с длинными рукавами поверх нее. Это футболка с надписью «Sweet Cartwheeling Jesus». Та, которая была в тот день на башне колокольни.

— Пойду возьму напитки, — говорит он. — Почему бы тебе не остаться здесь и не посторожить места?

Я так внимательно разглядываю его рубашку с нарастающей яростью из−за того, что не могу вспомнить больше, так что просто киваю в ответ. Спина его рубашки гласит «Gutterfly» с последующей связкой дат. Это футболка в стиле музыкальной группы.

Прислоняюсь спиной как можно ближе к стене, стараясь держаться подальше от окна и протираю глаза. «Gutterfly». Название не кажется незнакомым. Как лица тех парней на Южной станции; знаю, что знакома с этим больше, чем сама признаю.

Цепляясь за этот кусок информации, роюсь в темных, грязных местах в своей голове. Там что−то есть. По какой−то причине чувствую, что, чем больше кусочков смогу расставить по местам, тем легче будет разгрузить и восстановить остальные.

К тому времени, как Кайл возвращается с кофе и маффинами, я не продвинулась дальше, но появилось кое−что.

— Я люблю их, так ведь?

— Любишь что?

— Прости. Имею в виду, мне нравятся «Gutterfly». Верно?

Кайл окидывает взглядом рубашку.

— Да, многим они сейчас нравятся. Последний альбом сделал их раздражающе популярными. Ты вспомнила что−то?

— Не уверена. У них есть песня, которая звучит примерно так? — и напеваю какую−то мелодию, которая пришла в голову минуту назад.