Ветер выл; снег стучал по двери, словно мелкий песок. Дорогу в
Боулдер скоро закроют, если уже не закрыли. Я взялся за меньший конверт, думая:
«Что-то случилось». Я не хотел знать, что именно, но, похоже, поворачивать
назад было уже поздно. Я уселся на ступени лестницы, ведущей к моей квартире, и
открыл конверт. Сильный порыв ветра сотряс весь дом. Почерк был такой же
дрожащий, как у Джейкобса, и строчки сползали вниз, но я сразу узнал его. Еще
бы мне не узнать. Я получал написанные этим почерком любовные письма, иногда —
довольно страстные. Внутри у меня все обмякло, и на секунду мне показалось, что
сейчас я лишусь сознания. Я опустил голову и обхватил ее свободной рукой. Когда
дурнота прошла, я почти пожалел об этом.
Я прочел письмо.
«25 фев., 2014.
Дорогой пастор Джейкобс!
Вы — моя последняя надежда.
Эти слова звучат безумно, но так оно и есть. Я пытаюсь связаться с
Вами по настоянию моей подруги Дженни Ноултон. Она — профессиональная медсестра
и говорит, что никогда не верила в чудесные исцеления (хотя в Бога она верит).
Несколько лет назад она пришла на одно из Ваших выступлений в Провиденсе,
Род-Айленд, и Вы вылечили ее от артрита, такого сильного, что она с трудом
сжимала и разжимала кулаки и «сидела» на оксиконтине. Она сказала мне: «Я убеждала
себя, что иду только послушать Элла Стампера, потому что у меня есть все его
старые пластинки. Но в глубине души, наверное, знала, зачем на самом деле
пришла, потому что когда он спросил, есть ли желающие исцелиться, я встала в
очередь». Она говорит, что
когда Вы коснулись ее висков своими кольцами, у нее прошла не только боль в
руках, но и зависимость от оксиконтина. В это мне поверить еще труднее, чем в
излечение от артрита, потому что в наших местах много наркоманов, и я знаю, как
трудно «слезть» с наркотика.
Пастор Джейкобс, у меня рак легких. У меня вылезли все волосы от
сеансов облучения, а от химиотерапии меня все время рвет (я похудела на 60
фунтов), но после всех этих адских процедур рак никуда не делся. Теперь врач
предлагает операцию — удалить одно из легких, но моя подруга Дженни усадила
меня напротив себя и сказала: «Я скажу тебе горькую правду, дорогая. Обычно они
назначают операцию, когда уже слишком поздно. И они это знают, но все равно
оперируют, потому что больше ничего не остается».
Я перевернул страницу. В висках у меня стучало. Впервые за многие
годы мне захотелось ширнуться. Под кайфом я смог бы взглянуть на подпись,
ждущую меня внизу, не испытывая желания закричать.