Возрождение

Он бросил в ведро тряпку, которой полировал корпус, и пошел к раковине мыть руки. В прежние времена там был всего один кран — холодный, но теперь их стало два. Он открыл их, взял брусок мыла «Лава» и принялся намыливаться. До локтя, как учил папа.

— Каждый божий день. Я и про Энди думаю, но реже. Там, можно сказать, был естественный ход вещей, хотя он мог бы пожить подольше, если бы не так активно работал ножом и вилкой. Но то, что случилось с Клер… Неправильно это, мать его. Понимаешь?

— Да.

Он прислонился к капоту, глядя в никуда.

— Помнишь, какая она была красивая? — Он медленно покачал головой. — Наша красавица сестра. Этот ублюдок, этот зверюга отобрал у нее все годы, которые она могла бы прожить, и сбежал из жизни, как трус.

Он провел рукой по лицу.

— Давай не будем говорить о Клер. Опять я расчувствовался.

Я тоже расчувствовался. Клер, которая была старше меня как раз настолько, чтобы я относился к ней как к некой запасной маме. Клер, наша красавица-сестра, которая никому не сделала ничего плохого.

Мы шли через двор, слушая песню сверчков в высокой траве. Они всегда поют громче всего в августе и начале сентября, как будто знают, что лету конец.

Терри остановился у подножия лестницы, и я увидел, что у него в глазах все еще стоят слезы. Это был хороший день, но длинный и полный напряжения. И я напрасно заговорил о Клер в его конце.

— Заночуй у нас, братик. Диван раскладывается.

— Нет, — сказал я. — Я обещал Конни позавтракать с ним и его партнером в гостинице.

— С партнером, — повторил он и закатил глаза. — Ну-ну.

— Ладно тебе, Терренс. Нечего тут разводить двадцатый век. Они могли бы пожениться в десятке штатов, если бы захотели. В том числе и в этом.

— Да плевать мне на это. Какое мне дело, кто на ком женится. Только этот парень — не партнер, что бы Конни ни думал. Я халявщика за версту учую. Боже, да он вдвое моложе Кона!

Это напомнило мне о Брианне, которая была более чем вдвое моложе меня.

Я обнял Терри и чмокнул его в щеку.

— До завтра. Я заеду пообедать перед отлетом

— Давай, Джейми. И знаешь что? Ты сегодня мощно отыграл.

Я поблагодарил его и направился к машине. Когда я уже открывал дверцу, он окликнул меня. Я обернулся.

— Помнишь, как преподобный Джейкобс в последний раз поднялся на кафедру? Мы потом назвали это «Ужасной проповедью».

— Да, — сказал я. — Отлично помню.

— Мы все тогда были в шоке и списали это на скорбь из-за потери жены и сына. Но знаешь что? Когда я думаю о Клер, мне хочется найти его и пожать ему руку. — Терри стоял, сложив на груди руки, мускулистые, как у отца. — Потому что теперь я думаю, что он настоящий храбрец, что сказал все это. Теперь я думаю, что он был прав в каждом слове.

Хоть Терри и разбогател

, но остался бережливым, и обедали мы остатками вчерашнего угощения. Я почти все время держал на коленях Кару-Линн и кормил ее кусочками разных блюд. Когда мне пришло время уезжать и я передал ее Дон, малышка потянулась ко мне.

— Нет, солнышко, — сказал я, целуя неправдоподобно гладкий лобик. — Мне надо уходить.

Ее словарь включал всего с дюжину слов — теперь в него входило и мое имя. Но я читал, что дети понимают больше, чем могут произнести, и она явно поняла, что я ей сказал. Ее личико сморщилось, она снова протянула ко мне руки, и слезы выступили на голубых глазах — того же оттенка, что у моей матери и покойной сестры.

— Беги скорей, — сказал Кон, — не то тебе придется ее удочерить.

И я ушел. Назад к прокатной машине, назад в аэропорт Портленда, назад в Денверский Международный, назад в Недерленд. Но я все время думал об этих пухлых протянутых ко мне ручках, об этих полных слез глазах мортоновского голубого цвета. Ей был всего год, но она не хотела меня отпускать. Вот так ты и узнаешь, что приехал домой, думается мне. И неважно, как далеко ты уехал от этого дома или как давно там не был.

Дом — это место, откуда тебя не хотят отпускать.

В марте 2014 года, когда большинство лыжников уже покинули Вейл, Аспен, Стимбоут-Спрингс и наш Элдора-Маунтин, в новостях сообщили о приближении грандиозного бурана. Задевший нас хвост полярного вихря уже засыпал Грили четырьмя футами снега.

Большую часть дня я провел в Волчьей Пасти, помогая Хью и Муки задраить наглухо студии и большой дом. Я пробыл там, пока ветер не начал усиливаться и со свинцового неба не посыпалась первая снежная крупа. Потом появилась Джорджия — в теплой куртке, наушниках и сувенирной кепке ранчо «Волчья Пасть». Настроена она была серьезно.

— Отправляй ребят домой, — велела она Хью. — Или ты хочешь, чтобы они застряли где-нибудь в кювете до июня?

— Как экспедиция Доннера, — сказал я. — Но я не стал бы есть Муки. Жестковат он.

— Ладно, уматывайте, — разрешил Хью. — Только проверьте еще раз двери студий по дороге.