Возрождение

— Пока что не твое дело, хотя скоро оно станет твоим. — Он наклонился вперед, сложив руки на набалдашнике трости, и стал похож на хищную птицу. Птицу, которая скоро будет слишком стара, чтобы взлететь. — У тебя есть вопросы. Я это понимаю лучше, чем ты думаешь, Джейми. Я знаю, что любознательность сыграла важную роль в том, что ты приехал сюда. Ты получишь все ответы в свое время, но, скорей всего, не сегодня.

— А когда?

— Трудно сказать. Но скоро. А пока будешь готовить нам еду и приходить, когда я позвоню.

Он показал мне белую коробочку, похожую на ту, с которой я имел дело в тот день в Восточной комнате. Только на этой вместо ползунка была кнопка, и на ней значилось название фирмы – «Нотифлекс». Он нажал кнопку, и звук колокольчика наполнил все большие комнаты нижнего этажа.

— Тебе не придется водить меня в туалет — это я пока в состоянии сделать сам, но, боюсь, ты должен будешь находиться рядом, когда я принимаю душ. На случай, если я поскользнусь. Мне прописали мазь, которой ты будешь дважды в день натирать мне спину и бедра. И еду тебе придется в основном носить ко мне в номер. Не потому, что я ленив или хочу превратить тебя в прислугу, но потому, что я быстро устаю и мне нужно беречь силы. Я должен сделать еще одно дело. Это большое и жизненно важное дело, и когда придет время, надо, чтобы у меня хватило на него сил.

— Я с радостью буду готовить и подавать еду, Чарли, но что касается обязанностей сиделки, я думал, что Дженни Ноултон…

— Она занята, как я уже сказал, так что тебе придется принять у нее вахту… Почему ты так на меня смотришь?

— Вспоминаю день, когда мы познакомились. Мне было всего шесть лет, но я так ясно все помню. Я возвел гору из земли…

— Точно, точно. Я тоже хорошо это помню.

— …и играл со своими солдатиками. На меня упала тень. Я поднял глаза и увидел вас. И вот сейчас я подумал, что ваша тень накрывала меня всю жизнь. Мне бы сейчас сесть за руль и уехать от нее навсегда.

— Но ты не уедешь.

— Нет. Не уеду. Но кое-что скажу вам. Я помню, каким вы тогда были, как вы встали на колени рядом со мной и вступили в игру. Я помню вашу улыбку. Сейчас, когда вы улыбаетесь, я вижу ухмылку. Когда вы говорите, я слышу только приказы: «сделай то, сделай это, а уж потом я скажу тебе, зачем». Что с вами случилось, Чарли?

Он с трудом поднялся с дивана, отмахнувшись, когда я попытался ему помочь.

— Если ты задаешь мне этот вопрос, значит, из умного мальчика вырос глупый мужчина. По крайней мере, потеряв жену и сына, я не стал наркоманом.

— У вас было тайное электричество. Это ваш наркотик.

— Спасибо за ценный психоанализ, но поскольку в этой дискуссии нет смысла, давай ее на этом закруглим, хорошо? На втором этаже приготовлено несколько комнат. Уверен, ты найдешь одну себе по вкусу. На обед я хотел бы сэндвич с яичным салатом, стакан обезжиренного молока и овсяное печенье с изюмом. Говорят, грубая пища полезна для кишечника.

— Чарли…

— Довольно, — сказал он, ковыляя к лифту. — Скоро ты все узнаешь. А пока что держи при себе свои буржуазные суждения. Обед в полдень. Принесешь его в люкс «Купер».

Я остался один, слишком потрясенный, чтобы произнести хотя бы слово.

Прошло три дня.

На улице стояла страшная жара, и горизонт был затянут туманной дымкой. Внутри же было прохладно и приятно. Я готовил нам еду, и хотя во второй вечер Чарльз поужинал со мной внизу, все остальные трапезы происходили у него в номере. Принося их, я слышал, как орет телевизор — видимо, слух у него тоже ухудшился. Похоже, ему особенно нравился канал с прогнозом погоды. Когда я стучал в дверь, он всегда выключал телевизор, прежде чем пригласить меня войти.

Эти дни превратились для меня во вводный курс в мастерство сиделки. Он пока еще мог сам раздеться и включить душ по утрам — у него было специальное инвалидное кресло, в котором он мог намыливаться и ополаскиваться. Я сидел на его кровати и ждал, когда он меня позовет. Потом выключал воду, помогал ему выбраться из душа и вытирал его. Его тело превратилось в жалкий огрызок того, каким он был в дни своего служения в церкви и потом — выступлений на ярмарках. Тазовые кости у него торчали, как кости у индюшки в День благодарения; каждое ребро отбрасывало отдельную тень, а ягодицы стали размером чуть больше печенья. Из-за последствий инсульта Чарли всего перекашивало вправо, когда я вел его обратно к кровати.

Я растирал его «Вольтареном», который должен был облегчить боли, потом приносил пластиковый футляр с таблетками, в котором было не меньше отделений, чем клавиш у фортепиано. К тому времени, как Чарли с ними управлялся, начинал действовать «Вольтарен», и он мог одеться сам — за исключением правого носка. Его приходилось надевать мне, но я всегда ждал, пока он натянет трусы. Мне не хотелось оказаться нос к носу с его старческими причиндалами.

— Ну вот, — говорил он, когда носок оказывался натянутым на его тощую голень. — Дальше я сам. Спасибо, Джейми.

Он всегда говорил «спасибо», и телевизор всегда включался сразу же, как только я закрывал дверь.