Я приподнял голову Мэри Фэй. Каштановые волосы полились водопадом с такого безупречного (и такого неподвижного) лица и рекой растеклись по подушке. Чарли стоял рядом со мной, наклонившись и порывисто дыша. Изо рта у него воняло старостью и немощью. Я подумал, что через пару месяцев он смог бы узнать, что таится на другой стороне, уже на собственном опыте. Но он, само собой, хотел совсем другого. В основе любой устоявшейся религии лежит священная тайна, которая поддерживает веру и благодаря которой самые ярые ее приверженцы готовы принять мученическую смерть. Хотел ли Джейкобс знать, что таится за смертной дверью? Да. Но я верю всем сердцем, что еще больше он хотел надругаться над тайной. Вытащить ее наружу и выставить на всеобщее обозрение с криком: «Вот она! Вот ради чего вы выступали в крестовые походы и убивали во имя Господа! Как вам? Нравится?»
— Волосы… приподними ей волосы. – Джейкобс с упреком взглянул на съежившуюся в углу женщину. – Черт, я же просил тебя их обрезать!
Дженни не ответила.
Я приподнял волосы Мэри Фэй. Мягкие и тяжелые, словно шелк. И я понял, почему Дженни их не остригла: у нее просто рука не поднялась.
Джейкобс надел обруч Мэри на лоб, чтобы он плотно сжимал ей виски.
— Вот так, — сказал он, распрямляясь.
Я осторожно вернул на подушку голову мертвой женщины, и, глядя на касающиеся ее щек черные ресницы, подумал: ничего у него не получится. Исцеления – это одно; воскрешение женщины, которая уже пятнадцать минут как умерла, – даже не пятнадцать, а все тридцать, — совсем другое. Это просто невозможно. И даже если от многомиллионного разряда молнии у нее дернутся пальцы или повернется голова – это будет значить не больше, чем подергивание лапки мертвой лягушки от тока из батарейки. Чего Джейкобс надеется добиться? Даже если до этого мозг Мэри был полностью здоров – сейчас-то он уже разлагается. Смерть мозга необратима – даже я это знал.
Я сделал шаг назад.
— Что дальше, Чарли?
— Дальше мы ждем, — ответил он. – Уже скоро.
Прикроватная лампа погасла во второй раз
, через полминуты или около того, и больше не включалась. За воем ветра я почти не слышал рева генератора. Джейкобс, закрепив металлическую ленту на лбу Мэри Фэй, казалось, вообще потерял к ней интерес. Он вперился взглядом в окно, сложив руки за спиной — точно капитан на мостике. Железный шест был неразличим за стеной дождя, даже смутно, но когда в него попадет молния — мы его увидим. Если попадет. Пока этого не случилось. Возможно, подумал я, Бог все же существует, и сейчас он не на стороне Джейкобса.— Где пульт управления? — спросил я его. — Куда выходят контакты от того стержня?
Он посмотрел на меня как на дебила.
— Молнией невозможно управлять. Она даже титан превратит в золу. А что касается контактов… Это ты, Джейми. Ты что, до сих пор не догадался, зачем ты тут? Готовить мне еду?
Как только он это произнес, я поразился, почему не додумался до этого раньше. Почему соображал так долго. Тайное электричество все это время было во мне — как и во всех исцеленных пастором Дэнни. Иногда оно спит, как болезнь, так долго прятавшаяся в мозгу Мэри Фэй. Иногда просыпается и заставляет есть грязь, сыпать соль в глаза и вешаться на штанах. Эта дверца открывается двумя ключами. Мэри Фэй — один из них.
Я — другой.
— Чарли, вы должны прекратить это.
— Прекратить? Ты сошел с ума?
«Нет, — подумал я. — Это ты рехнулся. Я-то как раз пришел в себя».
Оставалось лишь надеяться, что не слишком поздно.
— На другой стороне нас кто-то ждет. Астрид называла это существо Матерью. Не думаю, что вы мечтаете с ней повстречаться. Я-то точно не хочу.
Я наклонился, чтобы снять металлический ободок со лба Мэри Фэй. Джейкобс обхватил меня обеими руками и стал оттаскивать назад. Я должен был легко вырваться из его костлявых рук, но не мог. По крайней мере, не сразу. Он вцепился в меня со всей силой своей одержимости.
Пока мы боролись в этой мрачной, наполненной тенями комнате, ветер неожиданно стих. Дождь ослаб. Сквозь окно снова можно было разглядеть шест. По сморщенной глыбе гранита, зовущейся Скайтопом, бежали ручейки воды.
«Слава Богу, — подумал я. — Буря уходит».
Я перестал сопротивляться как раз в тот момент, когда почти освободился — и тем самым упустил свой шанс остановить грядущую мерзость до того, как она началась. Буря не ушла — лишь набирала в грудь воздух перед главным ударом. Ветер снова обрушился на дом, на сей раз с ураганной мощью, и за секунду до удара молнии я почувствовал то же самое, что и в тот далекий день с Астрид: все волосы на моем теле встали дыбом, воздух в комнате загустел, как масло. Дженни в ужасе закричала.