Возрождение

Мы въехали в лес, следуя той же дорогой, которой уехала Дженни, забрав яйца. Над нами качались ветви и взволнованно перешептывались листья, которые вот-вот мог сорвать ветер и град. Я резко снял ногу с педали акселератора, и гольф-кар мгновенно остановился, как любая электрическая машина.

— Если вы планируете подключиться к тайнам вселенной, Чарли, то я, пожалуй, пас. С меня хватило и исцелений. То, о чем вы говорите, — это же… не знаю… какая-то дверь.

«Маленькая, — подумал я. — Увитая мертвым плющом».

— Успокойся, — сказал он. — Да, дверь есть; о ней пишет Принн, и, как я понимаю, о ней же говорила Астрид. Но я не хочу ее открывать. Я хочу только заглянуть в замочную скважину.

— Бога ради, зачем?

Он взглянул на меня с изумленным презрением.

— Так ты все-таки глуп? Как назвать дверь, которая закрыта для всего человечества?

— Может, сами мне скажете?

Он вздохнул, словно убедившись, что я безнадежен.

— Поезжай, Джейми.

— А если я не поеду?

— То я пойду пешком, а когда ноги откажут — поползу.

Он, конечно же, блефовал. Без меня он не смог бы продолжить. Но тогда я этого не знал, так что поехал дальше.

Хижины, в которой мы с Астрид занимались любовью, больше не было. На том месте, где она когда-то стояла, покосившаяся, покрытая граффити, теперь был аккуратненький коттедж, белый с зеленой отделкой. Квадратный газон перед ним порос яркими летними цветами, которым предстояло быть сорванными грозой. Восточнее коттеджа асфальтированная дорога переходила в гравийную, памятную мне по поездкам на Скайтоп с Астрид. Она заканчивалась тем самым громадным гранитным куполом, из которого вздымался к черному небу железный шест.

На крыльце стояла Дженни в цветастой блузке и белых нейлоновых брюках санитарки, скрестив руки на груди и обхватив ладонями локти, будто ей было холодно. На шее у нее висел стетоскоп. Я остановил гольф-кар у самых ступенек и обошел его, чтобы помочь Джейкобсу выбраться. Дженни присоединилась ко мне.

— Слава Богу, вы здесь!

Ей приходилось кричать, чтобы слова не заглушал ветер, гнувший сосны и ели.

— Я уж думала, не приедете!

Ударила молния, и когда за ней последовал раскат грома, она вздрогнула.

— В дом! — заорал я на нее. — Быстро!

Ветер стал ледяным, и моя вспотевшая кожа, как термометр, зарегистрировала изменение температуры. До грозы оставались считанные минуты.

Мы завели Джейкобса на крыльцо, поддерживая с обеих сторон. Ветер развевал жалкие остатки его волос. Он по-прежнему держал трость и крепко прижимал к груди шкатулку красного дерева. Я услышал какой-то шорох, обернулся к Скайтопу и увидел, как ветер гонит по склону и сбрасывает с обрыва обломки гранита, отколотые предыдущими грозами.

Когда мы зашли внутрь, Дженни никак не могла закрыть за нами дверь. Мне это удалось, хотя и стоило больших усилий. После этого вой ветра немного утих. Я слышал, как поскрипывает деревянный скелет коттеджа, но он казался достаточно прочным. Вряд ли его могло сдуть ветром, а железный прут притянет все молнии, бьющие поблизости. По крайней мере я на это надеялся.

— В кухне есть полбутылки виски. — Джейкобс запыхался, но в остальном был спокоен. — Если только вы его не прикончили, мисс Ноултон.

Дженни покачала головой. Она побледнела, расширенные глаза блестели — не от слез, а от страха. Она подпрыгивала от каждого удара грома.

— Налей мне чуть-чуть, — велел мне Джейкобс. — На один палец. И себе и мисс Ноултон тоже. Выпьем за успех нашего предприятия.

— Я не хочу пить и не хочу никаких тостов, — сказала Дженни. — Я хочу одного: чтобы все это закончилось. Как я могла в это ввязаться?

— Иди, Джейми, — сказал Джейкобс. — Три порции. И поживей. Время не ждет.

Бутылка стояла на столе у раковины. Я взял три стакана и плеснул в каждый понемногу. Пил я очень редко, опасаясь, что алкоголь приведет меня обратно к наркотикам, но в этот раз он был мне необходим.

Когда я вернулся в гостиную, Дженни там не было. В окнах сверкали голубые вспышки молний; лампы то гасли, то снова ярко вспыхивали.

— Ей пришлось отлучиться к нашей пациентке, — сказал Джейкобс. — Я выпью ее порцию. Если, конечно, ты не захочешь.

— Вы отослали меня в кухню, чтобы с ней поговорить, Чарли?

— Чепуха.

Здоровая половина его лица улыбалась; другая оставалась серьезной и настороженной. «Ты знаешь, что я лгу, — словно бы говорила эта половина, — но теперь уже поздно. Так ведь?»

Я подал ему стакан, а тот, что предназначался Дженни, поставил на столик у дивана с художественно разбросанными журналами. Мне пришло в голову, что, возможно, я впервые вошел в Астрид на том самом месте, где теперь стоял столик. «Не двигайся, милый, — сказала она, а потом: — Это чудесно».

Джейкобс поднял стакан:

— Выпьем за…

Я опрокинул свой раньше, чем он успел закончить.

Он взглянул на меня с упреком и выпил содержимое стакана, за исключением одной капли, стекшей из парализованного уголка рта.

— Я вызываю у тебя омерзение, да? Мне очень жаль. Ты и не представляешь, насколько.