Он говорил теперь тихим, мягким голосом, в самой убедительной манере пастора Дэнни.
Голосом дьявола-искусителя.
— Может быть, ты даже сможешь с ней пообщаться… услышать, как она говорит, что любит тебя. Разве это не прекрасно? Если, конечно, она остается разумным существом… Неужели тебе не хочется это узнать?
Снова сверкнула молния, и сквозь зазор в защелке шкатулки мелькнул зеленовато-пурпурный свет — вспыхнул и погас.
— Если тебя это успокоит, мисс Фэй согласилась на этот эксперимент. Все бумаги в полном порядке, включая подписанное ей разрешение прекратить так называемые чрезвычайные меры по поддержанию ее жизни. В обмен на кратковременное и вполне уважительное использование останков Мэри я сделаю щедрый взнос в трастовый фонд ее сына, которого ему хватит на долгие годы. Жертв здесь нет, Джейми.
«Если верить тебе, — подумал я. — Если верить».
Загрохотал гром. На этот раз перед ударом молнии я услышал слабый щелчок. Джейкобс тоже его заметил.
— Время пришло. Идем со мной в комнату, или уходи.
— Я войду, — сказал я. — И буду молиться, чтобы ничего не получилось. Потому что это не эксперимент, Чарли. Это дьявольщина.
— Думай что хочешь и молись сколько влезет. Может быть, тебе это поможет больше, чем мне… хотя сомневаюсь.
Он открыл дверь, и я вошел вслед за ним в комнату, где умерла Мэри Фэй.
13
ВОЗРОЖДЕНИЕ МЭРИ ФЭЙ.
В комнате, где умерла Мэри Фэй
, большое окно выходило на восток, но из-за бури, которая уже бушевала прямо над нами, я не видел в нем ничего, кроме тускло-серебристой завесы дождя. Свет настольной лампы не мог разогнать темноты. Левым плечом я задел комод, о котором говорил Джейкобс, но даже не вспомнил о револьвере в верхнем ящике. Мое внимание было приковано к неподвижной фигуре на больничной кровати. Видел я ее хорошо, потому что все мониторы были выключены, а капельница – отодвинута в угол.Мэри была красавицей. Смерть стерла все следы, оставленные поразившей ее мозг болезнью, и ее лицо – белоснежное, в обрамлении копны каштановых волос – украсило бы собой любую камею. Глаза Мэри были закрыты. Густые ресницы касались щек. Рот слегка приоткрыт. Тело до плеч накрывала простыня, поверх которой лежали сомкнутые на груди руки. Мне вспомнился отрывок стихотворения, что-то из пройденного в 12-м классе: «С красотой гиацинтовых нежных волос… Ты как статуя в нише окна предо мной…»
[1]Дженни Ноултон стояла, заламывая руки, у теперь уже бесполезного аппарата ИВЛ.
Сверкнула молния. В ее вспышке я увидел железный стержень на Скайтопе, который уже бог знает сколько лет бросал вызов грозам.
Джейкобс держал в руках шкатулку.
— Помоги мне, Джейми. Нам надо торопиться. Возьми и открой ее. Все остальное сделаю я.
— Не надо, — взмолилась Дженни из своего угла. – Ради Бога, пусть девушка покоится с миром.
Джейкобс, возможно, ее не услышал из-за шума дождя и воя ветра. Я услышал, но внимания не обратил. Вот так мы и навлекаем на себя проклятие: плюем на голос, умоляющий нас остановиться. Остановиться, пока еще есть время.
Я открыл шкатулку. Внутри не было ни палочек, ни пульта. Вместо них в шкатулке лежал металлический головной ободок, шириной с ремешок на женской туфельке. Джейкобс осторожно – даже благоговейно – вынул его и развел концы. Я увидел, как ободок растянулся. А со следующим ударом молнии, которому опять предшествовало щелканье, по нему прокатилось зеленое свечение, и мертвый металл на миг показался похожим на что-то другое. На змею, например.
— Мисс Ноултон, приподнимите ей голову, — попросил Джейкобс.
Дженни так сильно замотала головой, что ее волосы разлетелись по сторонам.
Он вздохнул.
— Тогда ты, Джейми.
Я подошел к кровати, словно во сне. Подумал о Патриции Фармингдейл, которая насыпала соли себе в глаза. Об Эмиле Кляйне с грязью во рту. О Хью Йейтсе, на глазах у которого верующие в шатре пастора Дэнни превратились в огромных муравьев. «За любое исцеление надо платить», — подумал я.
Раздался еще один щелчок, за которым последовала вспышка молнии. От удара грома затрясся дом. Лампа на прикроватном столике потухла, и на мгновение комната погрузилась во тьму, пока не заурчал генератор.
— Быстрее! – болезненно вскрикнул Джейкобс. У него на ладонях вздулись волдыри, но ободок он не уронил. Ведь это был его последний проводник, последний канал связи с potestas magnum universum, и я верю по сей день, что даже смерть от электрического шока не заставила бы его выпустить полоску металла.
— Быстрее, пока молния не ударила в стержень!