Возрождение

— Короче, я был с «Котами» два года, и на их лучшем диске играю я. Откатал с ними два тура, а потом пришлось уйти.

— Почему?

Наверняка наркота — в те времена причиной почти всегда была она. Но Хью меня удивил.

— Я оглох.

Тур «Котов Джонсона» начался в Блумингтонском цирке, а продолжился в Театре Конгресса в Оук-Парке. Маленькие помещения, концерты с местными лабухами на разогреве. Затем — Детройт, откуда должны были начаться серьезные выступления: тридцать городов, где уже «Коты» должны были играть на разогреве у Боба Сигера и «Силвер Буллет Бэнд». Рок-арены и все дела. О чем еще и мечтать?

У Хью начало звенеть в ушах еще в Блумингтоне. Сначала он списал это на цену, которую приходится платить, продавая душу рок-н-роллу: каждый уважающий себя музыкант время от времени страдает тиннитусом. К примеру, Пит Таунсенд. Эрик Клэптон, Нил Янг. Потом, в Оук-Парке, начались головокружение и тошнота. В разгар выступления Хью выскочил за кулисы и блеванул в ведро с песком.

— Как сейчас помню табличку, которая над ним висела, — сказал он мне. – «Только для мелких пожаров».

Он кое-как доиграл до конца, откланялся и ретировался за кулисы.

— Что это с тобой? — спросил Феликс Грэнби. Он был соло-гитаристом и вокалистом, и для аудитории в целом — для той, что интересовалась роком, — он, собственно, и представлял собой «Котов Джонсона». — Пьяный, что ли?

— Желудочный грипп, — сказал Хью. — Мне уже лучше.

Он правда так считал. Как только выключили усилители, звон в ушах начал проходить. Но на следующее утро вернулся снова и стал почти единственным, что мог слышать Хью.

Двое из группы «Коты Джонсона» полностью осознавали масштаб нависшей катастрофы — Феликс Грэнби и сам Хью. Через три дня их ждал «Сильвердоум» в Понтиаке. Вместимость — 90 тысяч человек. Боб Сигер был любимцем Детройта, так что ожидался аншлаг. «Коты» балансировали на грани славы, а в рок-н-ролле такой шанс редко выпадает во второй раз. Так что Феликс Грэнби поступил с Хью так же, как Келли Ван Дорн из «Белой молнии» — со мной.

— Я на него зла не держу, — сказал Хью. — На его месте я, может, поступил бы так же. Он нанял мне замену в студии «L’Amour» в Детройте, и этот парень вышел с ними на сцену в тот вечер в «Доуме».

Грэнби уволил Хью лично — с помощью записок, которые он писал и показывал ему. Он напомнил, что тогда как остальные «Коты» были выходцами из среднего класса, семья Хью была по-настоящему богата. Он мог полететь обратно в Колорадо первым классом и проконсультироваться с лучшими врачами. Последняя записка Грэнби, написанная заглавными буквами, гласила: «НЕ УСПЕЕШЬ ОГЛЯНУТЬСЯ, КАК СНОВА БУДЕШЬ С НАМИ».

— Ага, щас, — сказал Хью, сидя в тенечке со своим бутербродом от «Табби».

— Скучаешь по сцене? — спросил я.

— Нет. — Долгая пауза. — Да.

В Колорадо он не вернулся.

— А если бы и вернулся, то уж точно не самолетом. Я боялся, что на высоте больше двадцати тысяч футов у меня голова лопнет. Кроме того, мне не хотелось домой. Хотелось одного — зализать раны, которые все еще кровоточили, и для зализывания Детройт подходил не хуже любого другого места. Так, по крайней мере, я сам себе говорил.

Симптомы не проходили: головокружения, умеренная, а то и резкая тошнота. И этот вечный звон, иногда тихий, а иногда такой громкий, что Йейтсу казалось, будто его голова вот-вот расколется. Изредка симптомы отступали, словно волны при отливе, и тогда он мог проспать десять, а то и двенадцать часов подряд.

Хотя Хью в деньгах не нуждался, жил он в клоповнике на Гранд-авеню. Две недели он откладывал визит к врачу из боязни, что тот найдет у него злокачественную и неоперабельную опухоль мозга. Наконец он заставил себя выбраться в кабинет на Инкстер-роуд, где его принял медик-индус, лет семнадцати на вид. Выслушав Йейтса, доктор кивнул, сделал парочку тестов, и направил его в больницу на дополнительные проверки, а также для получения экспериментального лекарства от тошноты, которого сам доктор, к своему сожалению, выписать не мог.

Вместо похода в больницу Хью начал выползать (когда не очень кружилась голова) на долгие и бесцельные прогулки по знаменитой детройтской Восьмой миле. Однажды он проходил мимо магазина с радиоприемниками, гитарами, магнитофонами, усилителями и телевизорами в пыльной витрине. «Новая и подержанная электроника Джейкобса», — гласила вывеска… хотя на взгляд Хью Йейтса вся электроника выглядела скорее раздолбанной, чем новой.

— Не могу сказать точно, почему я туда зашел. Может, при виде всего этого богатства на меня нахлынула ностальгия. Может, приступ самоедства. Может, понадеялся, что внутри работает кондиционер, и я смогу спрятаться от жары – ох, как же я с этим обломался! А, может, все из-за таблички над дверью.

— Что за табличка? – спросил я.

Хью улыбнулся.

— «Преп не подведет».