Возрождение

Норрисская окружная ярмарка проводилась во второй половине сентября. И с размахом, в чем я убедился пару лет назад, когда посетил ее с моей тогдашней подругой. Но в июне тут было пусто, за исключением одного брезентового шатра, который – какое совпадение — оказался бы в самой сомнительной части ярмарки, когда та набирает обороты (то есть среди игорных шалманов и стрип-шоу). Огромную стоянку заполнили легковушки и пикапы, в основном старые развалюхи с наклейками вроде «Иисус умер ради меня, я живу ради него» на бамперах. На верхушке шатра светился громадный крест (видимо, его прикрутили к центральному шесту), окрашенный в красные, белые и синие полосы, словно столбик парикмахера. Изнутри доносилось зажигательное пение госпел-хора и хлопанье публики. А народ все прибывал. По большей части пожилые, но и молодых тоже хватало.

— Кажется, они там неплохо проводят время, — сказал Хью.

— Да уж. Бразер Лав на спасительных гастролях.

С равнин дул прохладный ветерок, и температура была вполне комфортная — градусов шестьдесят пять. Внутри шатра было градусов на двадцать жарче. Я видел фермеров в комбинезонах и пожилых матрон с раскрасневшимися, счастливыми лицами. Я видел мужчин в костюмах и женщин в элегантных платьях, словно бы они прибыли сюда прямиком из денверских офисов. Была там и группа работников-чикано в джинсах и рабочих рубашках. У некоторых на руках под закатанными рукавами виднелись тюремные наколки. Я даже увидел несколько вытатуированных слезинок. В первом ряду сидела бригада инвалидов-колясочников. Секстет музыкантов раскачивался и наяривал вовсю. Перед ними энергично притопывало полдюжины пышнотелых девиц в бордовых робах: Девина Робинсон и ее Госпел-Пташки. Они хлопали в ладоши у себя над головами, освещая свои коричневые лица белоснежными улыбками.

Сама Девина с радиомикрофоном в руке протанцевала вперед. Она издала музыкальный клич, словно Арета в ее лучшие годы, и начала петь.

«В моем сердце Иисус,

Так и есть, так и есть,

К Славе Его восхожу, взойдете и вы!

Могу уйти хоть сегодня,

Ведь Он смыл грехи мои,В моем сердце Иисус, так и есть!»

Она призвала верующих к ней присоединиться, что они с радостью и сделали. Мы с Хью стали в заднем ряду, потому что к тому времени в шатре, который вмещал больше тысячи человек, было не протолкнуться. Хью наклонился ко мне и прокричал в ухо:

— Вот это голосина! Просто блеск!

Я кивнул и тоже принялся хлопать в ладоши. Всего в песне было пять куплетов с уймой «так и есть», и когда Девина закончила, по ее лицу струился пот, и даже колясочники разошлись не на шутку. Закончила она еще одной руладой в стиле Ареты, высоко задрав микрофон. Органист и ведущий гитарист очень долго держали этот аккорд.

Когда, наконец, музыка смолкла, Девина воскликнула:

— Скажите «аллилуйя», дорогие мои!

Народ так и сделал.

— А теперь повторите так, будто вы познали любовь Господа!

Они повторили так, будто познали любовь Господа.

Удовлетворившись этим, она спросила, готовы ли они встречать Эла Стампера. Публика была более чем готова.

Музыканты заиграли что-то медленно-изящное. Зрители сели на раскладные стулья. На сцену вышел лысый черный мужчина, неся свое трехсотфунтовое тело с завидной грацией.

Хью нагнулся ко мне. Теперь он мог говорить чуть тише.

— В семидесятых он пел в «Во-Лайтс». Тогда он был худой как щепка и с афро, в которой можно было спрятать журнальный столик. Я думал, он уже помер: кокса он вынюхал немеряно.

Стампер тут же это подтвердил.

— Я был большим грешником, — поведал он слушателям. – Но теперь, слава Богу, я лишь большой обжора.

Публика засмеялась. Посмеявшись с ней, он вновь посерьезнел.

— Я был спасен милостью Божьей и исцелен от моих пороков пастором Дэнни Джейкобсом. Некоторые из вас помнят те светские песни, которые я пел с «Во-Лайтс». Кое-кто помнит то, что я пел, выступая соло. Сейчас я пою совсем другие песни, посланные мне Богом, которого я когда-то отвергал…

— Восхвалим Иисуса! – крикнул кто-то из слушателей.

— Воистину, брат мой, и именно этим я сейчас и займусь.

И он затянул «Пусть светят маяки», гимн, хорошо знакомый мне из детства. Его голос был таким глубоким и чистым, что у меня заболело горло. К концу гимна большинство верующих ему подпевало, глаза их сияли.

Спев еще две песни (мелодия второй подозрительно напоминала «Останемся вместе» Эла Грина), он снова представил публике Госпел-Пташек. Они пели; он пел с ними; они радостно взывали к Господу и ввергли собравшихся в иисусохвалебный экстаз. Пока публика стояла, истово хлопая в ладоши, свет в шатре потух, за исключением светлого пятна на сцене, в которое вошел Ч. Дэнни Джейкобс. Да, это был мой Чарли и Преп Хью, но как же он изменился с тех пор, как я видел его в последний раз.