Возрождение Атлантиды

— Квинн, ну, она своего рода хрупкая, я всегда о ней заботилась, даже хотя она и была немного старше, — казалось лишенным смысла то, что она рассказывает историю своей семьи, прислонившись к стене, поэтому она осторожно шагнула вперед и присела на краешек кровати.

Готовая немедленно подпрыгнуть и убежать, если он подойдет к ней.

Или это была ее готовность запрыгнуть на него, если он подойдет ближе?

Она немилосердно выставила эту мысль из своего разума. Не думай о сексе, не думай о сексе. Не…

— Думай о сексе, — сказал он.

— Что? — она задохнулась, удивленная тем, что он высказал вслух ее мысли. Но, вероятно, ей не следовало так уж удивляться, принимая во внимание то, как они разделяли эмоции друг друга. Но все же она почувствовала, что ее лицо снова загорелось. Одной из «радостей» рыжеволосых было то, что она обладала способностью краснеть, словно дом в огне. И это явно не подходило под описания лица для игры в покер.

Он сжал руки, положив их на колени, потом посмотрел ей в глаза.

— Нам необходимо об этом поговорить. Сила. Влечение между нами настолько сильное. Это явно…. — он помолчал, чтобы прочистить горло, — сильное.

Она слегка рассмеялась.

— Да. Я поняла, что ты подразумеваешь под «сильное». Ну, я вообще-то, тоже не брожу и не прыгаю на всяких сексуально-привлекательных иностранных принцев, которые встречаются на моем пути. Не то, что бы какие-нибудь королевские особы зависали по соседству со мной, но ты понимаешь, что я имею в виду. Сильное.

Та самодовольная, совершенно мужская улыбка снова появилась на его лице, что, несмотря на все принципы феминизма, которые она когда-либо знала, каким-то образом заставило ее хотеть прикоснуться своим ртом к нему.

К нему всему.

Волна жара затопила ее, и она застонала.

— Конлан, я не знаю, что это значит. Может быть это… может быть это своего рода побочный эффект от того, что я читаю твои эмоции? Вероятно, моя реакция на любого атлантийца будет такой же.

Он немедленно напрягся в своем кресле, наклонился вперед, его руки так сжали колени, что побелели.

— Какой бы ни была причина, Райли, — прорычал он сквозь стиснутые зубы, — мне кажется, что я не могу выдержать мысли о твоей подобной реакции на любого другого мужчину, атлантиец он или нет.

Она наблюдала, как он явно борется за контроль, его ноздри раздувались, пока он глубоко дышал, в уголках его рта белые линии стали глубже. Мысль о том, что это сделала она, — заставила его потерять над собой контроль, хотя бы немного, — по странности, завела ее.

Сильно.

Особенно потому, что у нее было ощущение, что он не часто теряет этот контроль. Все-таки она же была внутри его разума. Жесткий контроль, долг и честь. Не было спонтанности или безудержного веселья.

И боль. Ой, она никогда не забудет эту боль.

— Конлан, я вовсе не поощряю этот вихрь или биение в груди, но я полагаю… я полагаю, что это — не проблема, — продолжила она. — Все-таки я забыла, что твой брат только что был в этой комнате. Он похож на тебя, и у него должна быть та же самая суперсильная атлантийская ДНК, ведь так?

Конлан слегка улыбнулся и кивнул, все еще сжимая руки.

— Ну, не было ничего. Кончено, — сказала она, пожимая плечами. — Я имею в виду, что всё же он потрясающе выглядит…

Конлан снова издал тот странный, рычащий, горловой звук, и она подняла руки вверх.

— Я хотела сказать, что он с виду ничего, вот и всё, но у меня не возникло потребности сорвать свою одежду и вылизать его всего или что-то вроде того, — закончила она, улыбаясь.

Потом она осознала, что только что сказала, косвенно.

Вот дерьмо.

Конлан также не упустил этого, и выражение его лица было потрясающим. Его вид сказал ей о том, что он бы облизал ее всю в ответ.

Жар пронзил ее сердцевину, заставив сжать ноги вместе, чтобы влага не пролилась.

Ладно, это нехорошо. Мысли о суперсексуальном принце, лижущим кого угодно… э… что угодно, — выходят за рамки

.

Он погрузил свою руку в эти свои чудесные черные волосы и поднялся из кресла. Потом он сам начал ходить туда-сюда.

— Райли, пока мы не поймем, что вызывает нашу реакцию друг на друга, нам, вероятно, следует держаться друг от друга подальше.

— Да, хорошо, это понятно. Вообще-то, почему бы тебе не отправить меня домой, — или вызови мне такси, такси — это было бы замечательно, и я уберусь с глаз твоих, — сказала она, необъяснимо испытывая боль от того, что высказала вслух то, о чём думала всего несколько минут назад.

Он остановился, и повернулся к ней.

— Прости, но ты никуда не пойдешь.

Тут же боль сменилась раздражением.

— Что ты подразумеваешь? Слушай, приятель, у тебя, возможно, есть право командовать своими атлантийскими подчиненными, но я — гражданка Америки. У тебя нет никаких прав в отношении меня.

Он прошел к кровати и сел рядом с ней прежде, чем она двинулась.