Возвращение

Вот и Антонио подошел. Он знал, что старая неприязнь между двумя его младшими братьями усилилась и связано это было с противостоянием, от которого, будто от землетрясения, содрогалась вся страна. Политические разногласия проникли в их дом. Жесткие консервативные взгляды тех, кто хотел подмять под себя страну, представляли угрозу лично для Эмилио. Эти двое юношей ненавидели друг друга с искренностью, не уступавшей той, что горела между республиканцами и фашистскими войсками, патрулировавшими улицы Гранады.

Эмилио бросился вон из комнаты. Никто не произнес ни слова, пока не стихли звуки его тяжелых шагов на лестнице, ведущей в мансарду.

Новости из радиопередач и газет часто оказывались не правдивее случайных слухов, но общая картина вырисовывалась такая: войска Франко не имели того успеха, на который рассчитывали, и хотя кое-какие города сдались на их милость, многие оказывали ожесточенное сопротивление и смогли остаться преданными правительству. Страна жила в состоянии неопределенности.

В Гранаде, словно для того, чтобы вынудить жителей признаться, на чьей они стороне, националисты теперь призывали население вступать в ряды караульной службы. Такие волонтеры носили синие рубахи и становились пособниками тиранического режима. Существовало множество других способов заявить о своих взглядах, цвет рубашки – синий, зеленый или белый – указывал на то, какую именно фракцию правых ты поддерживаешь. Правые обожали дисциплину и порядок, привносимые ношением униформы.

К концу июля Антонио понял, что для Гранады все уже решено. Забастовка закончилась, и на какое-то время возникло ощущение, будто ничего из ряда вон выходящего и не произошло. Стояли в своих обычных местах ожидания такси, открылись магазины, развернули свои навесы кафе. Солнце все так же светило, но жара в сравнении с предыдущей неделей была уже не такой беспощадной.

Все выглядело по-прежнему, – но на самом деле все изменилось. Пусть даже большая часть страны продолжала сопротивляться, Гранада, бесспорно, находилась теперь на военном положении. Гражданским запретили водить автомобили, отменили право на забастовку и хранение огнестрельного оружия.

Одним утром, когда Конча еще в ночной сорочке попивала свой утренний кофе, через переднюю дверь в кафе вошел Игнасио.

– Доброе утро, дорогой, – поприветствовала она его, почувствовав облегчение при виде сына и, как обычно, воздерживаясь от вопроса, где он провел ночь.

Игнасио наклонился, поцеловал мать во взъерошенную макушку и обнял за шею. Ей чуть дурно не стало от удушливого запаха явно женских духов. Ландыш или дамасская роза? Она не могла разобрать: парфюмерный дух смешался с таким знакомым, естественным запахом сына и, похоже, ароматом сигары-двух, что тот выкурил накануне.

Он выдвинул стул, сел рядом с матерью и взял ее руки в свои. Много лет сын оттачивал на Конче свое теперь уже прославленное обаяние. У нее не было любимчика среди сыновей, но был один, способный отыскать путь к ее сердцу куда лучше двух других.

Тем летом Игнасио должен был участвовать в целой серии боев; выступления вроде как ненадолго приостановили, а это значило, что он наслаждался ничегонеделанием. Он был решительно доволен жизнью и самим собой.

– Теперь же все будет не так ужасно, да? – спросил он. – Что я тебе говорил?

– Хотелось бы в это верить, Игнасио, – сказала она, немного отстраняя сына и заглядывая ему в глаза. В его черных притягательных зрачках плескалась нежность.

Недели, в течение которой длился этот конфликт, было более чем достаточно, чтобы совершенно истрепать ей нервы; она подпрыгивала даже от хлопка двери. У нее до сих пор перед глазами стояло то, как ее соседей вытащили прямо из их дома. Вчера они узнали, что и Луиса, и Хулио расстреляли; в ту же ночь дом Пересов был разграблен. Мария, бедняжка, теперь жила в страхе за свою жизнь и отказывалась выходить на улицу. Конча проведывала ее каждый день с тех пор, как арестовали ее мужа и сына, и в то утро женщина была безутешна. Франсиско кипел от ярости и не мог успокоить мать. Антонио провел с ним целый день, стараясь уберечь друга от необдуманных поступков. А сейчас Игнасио пытался ей сказать, что все будет «не так ужасно».

Однако в некотором смысле им еще предстояло проверить свои нервы на прочность. Утро 29 июля началось с воздушных ударов по Гранаде, бомбардировки будут длиться в общей сложности до конца августа. Хуже всего было даже не варварское уничтожение их города, а то, что многие жители находились на стороне республиканцев, чьи самолеты их теперь бомбили.

Случалось и так, что выбор целей бомбардировщиков встречал одобрение тех, кто до сих пор поддерживал законное правительство.