Возвращение Ангела

– Же-е-е-ня-я-я! Что с тобой,Женя..?!

Тюрьма. Камера.

…Он вздрагивает от скрежета замка.

– Жалобы есть? – слышится традиционный

вопрос. Он умышленно тянет с ответом.

– Есть.

– На что жалуетесь,

Ангелин? Опять пауза.

– На себя, – наконец отвечает он.

– Ангелин, прошу учесть, что за такие шутки у нас тоже

найдётся… наказание.

– Какое? Вышка?

Окошко закрывается.

Громко щёлкает задвижка.

27

Волчонок

Воспоминание Жени. Школа. Кабинет литературы.

Портреты классиков на стенах.

Два гипсовых бюста на высоких подставках – Пушкина

и Маяковского.

…Долговязый парень (это – Диман) важно заложив руки за спи- ну, расхаживает перед строем ребят помладше.

Мальчики стоят молча, опустив головы, а Диман, время от времени останавливаясь перед кем-нибудь, произносит заученную

фразу не своим, неестественным голосом:

– Где партизаны? Вы меня слышаль? Отвечать!

Мальчики молчат.

– Ты! Шаг вперёд! Говори – где партизаны?

– Они везде… – отвечает щуплый белобрысый мальчик, с вызовом глядя на Димана.

– Что?! – орёт Диман дурным голосом и тычет ему кулаком

в лицо.

Это, наверное, и в самом деле больно, но мальчик предпочитает

сдержаться.

– Я не иметь время! Ви молчать – я всех расстрелять..! —

кричит Диман.

– Стоп! Стоп! Кудряшов, будет лучше, если ты до этой фразы

подойдёшь сначала к Олегу Кошевому! – вмешивается кто-то, и только тогда мы видим полноватого парня в очках – режиссёра.

– Подойди и схвати его за ворот рубашки… вот так… – подбегает

и показывает, как это надо сделать.

Олег Кошевой – это Женя Ангелин. Ему на вид лет четырнад-цать-пятнадцать.

– Понял, Кудряшов? И больше страсти, жестокости во взгляде!

– Понял. А ему что сказать? То же самое?

– Нет! Ты роль учил?

– Ну… учил… – Диман достаёт из кармана мятый листок, заглядывает.

– Начали! – говорит режиссёр упавшим голосом.

Диман подходит к Жене, решительно хватает его за рубашку.

Летят на пол пуговицы.

– Вы есть главный ваша организация? Сколько человек ваша

28

группа? Где другие? Отвечать!

Женя, не обращая внимания на порванную сорочку, дерзко смотрит фашисту прямо в глаза:

– Отвечать придётся вам… и очень скоро.., – говорит он громко, выдерживая паузы.

Парень в очках несколько манерно, «по-режиссёрски», хлопает

в ладоши:

– Браво, Ангелин! Хорошо! А ты, Кудряшов… ну совсем, как

деревянный… Ты что, кол проглотил?

Раздаются смешки.

В это время в класс заглядывает полногрудая девушка в пио-нерском галстуке.

– Вадим, разбегаются все..! Я их заперла …

– Ну и что?

– Как что? Тебя ждём…

– Не видишь, Мальцева? Я занят… Начинайте, я подойду.

– Иван Петрович сказал, чтоб без секретаря не начинали.

– Ладно. Иду, – говорит Вадим и оборачиваетсяк актёрам:

– Спасибо. На сегодня всё. Учите текст… А ты, Кудряшов, дома

порепетируй… перед зеркалом…

Дом деда. Кухня.

Женя забросил портфель под письменный стол, прошёл

на кухню,выпил воды из-под крана, на ходу отщипнул кусок хлеба. Ангора, стоявшая у плиты, ударила его по руке, когда он пытался таким же манером закусить сыром.

– Не можешь хоть раз по-человечески поесть? Руки бы помыл.

Не учат тебя что ли? Иди, мойся… покормлю. – Потом всплеснула

руками: – Господи, а это что такое? Опять дрался? – это она

заме- тила порванную сорочку без пуговиц.

– Нет, мы «Молодую гвардию» ставим в школе. Я – Олег Кошевой. А это (показывает на сорочку) – по роли… так надо.

Фашист меня допрашивал… Диман, из восьмого «Б»…

– Какую ещё гвардию? Какой фашист? – не поняла Ангора. —

В школе учиться надо…

– Тёмный ты человек, Ангора. По роману Фадеева. Спектакль

ставим… ко Дню Победы…

– В артисты подался… Только этого нам не хватало… Снимай, 29

зашью. А ты ешь пока, – поставила на стол тарелку с борщом.

Женя скинул рубашку, подошёл к зеркалу, посмотрелся, напряг

бицепсы. Остался собой доволен.

– Кожа да кости, – услышал за собой голос бабки. – Кощей

бессмертный…

Улицы провинциального города.

…Он шёл по улице бодрой походкой. День был пригожий, солнечный, и настроение у него было соответственно весеннее.

…Когда подходил к дому матери, его остановила тоненькая

девочка с косичками.

– Простите, мальчик, – обратилась она к нему совсем как

взрослая, – вы не подскажете, где тут улица Клары Цеткин..?

– А вы на ней… стоите… девочка…

Она прыснула. Посмотрела на него уже внимательней, с улыбкой:

– Знаешь, вообще-то мне нужен переулок… Сказали, где-то здесь… Гончарный, дом 8.

– А это рядом, вон за углом, – Женя показал рукой. – Потом-направо… Мне по пути. Пошли, провожу.

…Он шёл впереди, а она за ним, приотстав шага на два-три.

Он иногда оборачивался, проверяя, здесь она или исчезла так же

неожиданно, как появилась.

Двор перед домом матери.

Когда подошли к дому номер восемь и вошли во двор,девочка

остановилась в нерешительности.

– А тебе кого? – спросил Женя.

– Мне к врачу… к Тамаре Новиковой. Где тут второй подъезд, не пойму.

– Номера слева направо… Значит, вот это и есть второй… А Новиковой нет дома. Но она скоро подойдёт, подожди… – и указал

на скамейку во дворе под деревом.

Девочка удивлённо посмотрела на него.

– Откуда ты всё знаешь?