Возвращение домой

— Сиона! — улыбнулся мечтательно. — Она, как ледяная королева из сказки. Красивая, но не прощает беспечности. Слабому там плохо. Да и с сильными у неё свой счёт… Я ещё в школе учился, помню, когда мой брат не вернулся из экспедиции. Они в тот день все попали в пургу, сбились с курса… их подобрали только через трое сионий-ских суток. Но моего брата среди них не было. Он попал в расселину — ледяная кора там движется постоянно — говорят, погиб сразу. Но найти его не смогли… Спаса-тельный маячок на его костюме пикал всю зиму, до весны… Пока батарейки не сели… А памятная плита пополнилась ещё одним именем… Мартин Ларсен… Мой брат, моя фамилия, по сути я гордиться должен, но, знаешь, по мне, так лучше б он живым вернулся… А у тебя есть кто-нибудь кроме родителей? — резко сменил тему, перевёл глаза на Джейка.

— Я один в семье. Для второго нужно получать специальное разрешение…

— А, да. Я слышал про такое у вас, на Ниобе, — перебил Джейка сиониец, но не гру-бо, не желая обидеть. — У нас с этим проще. Как в старину, по желанию. Хоть и при-ходится каждый метр отвоёвывать… В ледниках живём, под пластикилитовыми куполами. Круглый год, считай, при искусственном освещении. Лето на Сионе все-го два месяца. За это время многое нужно сделать, а главное — к зиме пригото-виться. Тогда почти все, кто может, поднимаются наверх… Можно солнце увидеть, маленькое, холодное, не такое, как здесь. А на экваторе даже цветы вырастать успе-вают… Маленькие, с ноготок, и деревца карликовые. Как игрушечное всё…

Здесь, вон, на Гриффите, одни деревья чего стоят, — улыбнулся устало, окинув бы-стрым взглядом всё вокруг, — Ярко, зелень, теплынь, даже не верится, что так жить можно.

— И как же вы так живёте? С вечными холодами?

— За лето успеваем подготовить вулканы. По экватору целая цепь гор тянется. Если повезёт, ловим гейзеры. Они особенно весной бить начинают. А ещё, когда вулкан разбудишь, — тоже. В каналы — взрывчатку, а по жерлу — накопители. Когда извержение начинается, гоним тепло в город… Чем больше успели за лето, тем свободнее зимой. Можно строиться…

— Опасно, наверное, так, рискованно…

— Каждый год имена на плите появляются… Как с Мартином, — сиониец замолчал, задумался, полулежал, откинув назад голову, будто впал в забытье. Прошептал поч-ти неслышно, — Холодно…

Джейк перебрался к нему поближе, подсел почти вплотную, сжал ледяную руку сионийца, подбадривая этим пожатием и одновременно проверяя пульс. "Хорошо бы укрыть его сейчас хоть чем-нибудь. Горячим чаем напоить… Ведь он же гаснет, с каждой минутой всё хуже…"

— Повезло вам всем. А нас сослали с глаз долой в своё время, на смерть всех без разбора… А сейчас там землетрясения постоянно. Почти каждый день. Ремонтиро-ваться не успеваем. А что ещё зимой будет?.. Взбесилась Сиона… Эвакуация нужна будет рано или поздно. А кому мы нужны?

Один выход — на Гриффит! А вы же, ниобиане, как собака на сене… Земли вам всё мало… Не понимаю…

Сиониец не договорил, Джейк закрыл ему рот ладонью, сказал:

— Тихо! Тебе нельзя разговаривать: слабеешь сильно. Молчи лучше. Береги си-лы… — лейтенант закрутил головой, пытаясь освободиться, но Джейк сам убрал ру-ку, задал встречный вопрос, — Имя твоё как?

— Йозеф! — скорее автоматически ответил тот.

— Так вот, Йозеф, теперь моя очередь о себе рассказывать, а твоя — слушать. По-нял? Императора нашего хоть раз по новостям видел? А ребят из Его личной охра-ны? Гвардейцев? — ещё один слабый кивок головой, — Так я одни из них, из Личной Гвардии… Рассказать, что я здесь делаю? — сиониец снова кивнул, оторопело мор-гая.

…Он говорил и говорил, рассказывал о себе, о жизни на Ниобе, рассказывал смешные и интересные случаи о службе в Гвардии, рассказывал о гриффитах, рас-сказывал про Кайну. О, о ней он мог говорить часами! Рассказывал такое, что ни-кому и никогда бы не доверил. Говорил, а сам следил за лицом сионийца, не давал ему и рта раскрыть. Тряс за плечи, когда тот терял сознание, пытался греть холод-ные руки, подбадривал словом, взглядом, улыбкой.

День приближался к ночи, солнце ушло за лес, язык уже болел, ещё сильнее боле-ла голова, но обо всём этом Джейк забыл. Забыл об усталости, голоде и жажде, за-был о себе, ведь рядом был человек, которому в это время было ещё хуже…

Бирутоксин уже перестал действовать, сиониец Йозеф мучился жутко, временами кричал чуть ли не в голос. Джейк зажимал ему рот ладонью: этот крик холодил кровь, усиливал отчаяние и страх.

Потом лейтенант стал часто и надолго терять сознание. Джейк уже не тормошил его: в бесчувственном состоянии меньше маешься. В довершение ко всему Йозеф начал бредить.

Лежал с закрытыми глазами, но видел видения, которые, кроме него, не мог никто больше видеть. Порывался подняться, крутил головой, звал кого-то, кричал кому-то: