— Эй, красавица, куда идём? Проводить? — Кто-то пытался заигрывать с местным населением.
— Они здесь, походу, надолго устраиваются, — прошептал Янис со вздохом. — Лес пока вокруг прочешут… Остальные ушли? — спросил резко, без перехода, даже голоса не меняя, но глянул твёрдо, исподлобья.
— Ушли! — Джейк кивнул головой рассеянно, продолжая вслушиваться в шум на улице. Он чувствовал на себе взгляд Алмаара, даже в потёмках уловимый и легко читающийся взгляд. Но сам и бровью не повёл, хотя эта заинтересованность Алмаара в судьбе ребят его удивила. «Странно. Сам аж из кожи лезет, чтоб показать свою личную непричастность ко всему, а по правде живёт жизнью группы, и сам не замечает этого. Что за тип такой? Сплошные противоречия!»
— А про нас будто забыли? — Алмаар усмехнулся, а Джейк подумал про себя: «Не терпится ему что ли?»
— Эх, мог бы расстегнуть эти браслетики проклятые, а так… — Алмаар недовольно повёл левым плечом, с правой рукой он был осторожен, чтобы лишний раз боль не испытывать. — И зажигалку, сволочи, забрали, — тут уж он не сдержал вздох сожаления. — Сам ведь делал, своими руками…
Джейк ничего на это не добавил, и они опять долго молчали.
— Знаешь, нам нужно что-то придумать. Что-то одно… — предложил он неожиданно. Алмаар посмотрел в его сторону, удивлённо изогнув бровь. Уж он-то был уверен, что оправдания на допросе — личное дело каждого. Какой уж тут сговор? Неужели и так не видно, кто они. Нет, иллюзий на этот счёт Янис не питал. Чего ему ждать, хромому, с простреленной рукой? Да и оправдываться он не собирался. К чёрту! Это перед сионийцами-то?! Он перед следователями-то никогда не оправдывался, не врал, не унижался. Бывало, что на суде лишь узнавал, какую дрянь на него «навесили». Сам виноват, раз уж попался. Вот и плати за ошибки, за нерасторопность. Не возмущался, не кричал, не настаивал на непричастности ко всем этим делам…
А сейчас? Сейчас все факты на лицо. И форма, и оружие, и все данные о диверсионной группе сходятся на них. Да и капитана, наверное, уже нашли. Они всё уже знают… Так к чему эти надуманные истории? Врать? Выкручиваться? Конец-то всё равно одни — пуля! Так чем скорее тогда, тем лучше!
— У нас же ничего с собой нет: ни взрывчатки, ни карты, — продолжал Джейк. — Мы с тобой «чистые». Нам нельзя себя к этой группе привязывать. Нельзя! Если что-то заподозрят, узнают всё… И никуда не денешься!
— Не узнают! — Алмаар мстительно и недобро хохотнул.
— А если «Триаксид»? Куда тогда денешься? Расскажешь…
— «Триаксид»? — Алмаар повторил знакомое ему слово. — Да ну! У этих не будет! Это редкая штука… Редкая и опасная. Запрещённый препарат! Подсудное дело… А эти же… — Он неопределённо мотнул головой. — Они не из Разведки… Так себе, простые вояки… Солдатня! У них не будет!
— Надо как-то объяснить своё нахождение здесь, это же сионийская земля. Их тылы…
— Ещё скажи, и мост рядом, и рудник титановый! — перебил Алмаар. — Они сами без тебя уже давно в курсе… Они про нас всё знают. Будут сейчас валить направо и налево, тебе и останется только головой кивать. Соглашаться.
Да, Алмаар был, в принципе, прав, и смотрел на вещи реально, без оптимизма. Он уже всё для себя решил…
А Джейк хотел жить! До боли, до отчаяния, до смертной тоски. Он не мог свыкнуться, смириться с мыслью о смерти для себя. Так неужели же хоть какой-нибудь шанс, быть может, последний, не использовать? А вдруг повезёт? Ведь и сионийцы — люди!.. Должны же пожалеть, проявить сострадание. Да и нельзя по закону пленных расстреливать!
…Дверь распахнули рывком. Грохот и яркий свет ослепили и оглушили разом. Джейк зажмурился, склонил голову к правому плечу. Вокруг заходили солдаты, закачались и зашуршали корни на жердях, что-то захрустело под каблуками. И голоса, громкие голоса:
— Эй, хромой! Ты у нас увечный, да? — Один из сионийцев ткнул Алмаара носком сапога, а другие двое захохотали весело. — Ну, поехали тогда!
Подхватив Алмаара под руки, они поволокли его к выходу. Янис только зашипел сквозь зубы.
— Осторожнее, он же ранен! — крикнул Джейк, пытаясь подняться на ноги, но его оттолкнули с дороги, даже взглядом не удостоив.
Дом был большим и светлым, с большими окнами, с высоким потолком, правда, комната всего одна, спальня отгорожена занавеской через весь угол; сейчас на день занавеска оказалась присборена, и стало видно коврики на полу у кровати. Дом сам хоть и старый, а построен на совесть, даже удивительно это для такого народа отсталого.
Капитан Януш Ламберт стоял посреди комнаты и, изнывая от скуки, смотрел в окно поверх задёрнутой зановесочки. Отсюда он мог видеть своих солдат, отдыхающих в тени вездехода. Беспечные, довольные: появилась возможность побездельничать, а вокруг — гриффитки. Молодых, конечно, мало в этой деревеньке, в основном одни старики. Детей ни одного не видели, хоть и пришлось согнать всех утром на площади при осмотре… Вымирает посёлок, вымирает…