Первые люди, появившиеся в этих местах, гидрологи и географы, судя по рассказам А-латы, изучали Чайну, её русло, дно, растительность и животных в её бассейне, но не знакомые с климатом, оказались в лесах в самый сезон дождей. Вынужденные остаться в джунглях на долгий срок, отрезанные от мира водой, они построили эти дома, организовали посёлок своими силами. А рубили те деревья, которые лучше всего подходили для строительства: высокие, гладкие ямсы с пластичной, лёгкой для обработки древесиной. Такое неразумное по представлениям ларинов употребление ямсы отразилось даже в песнях, и хотя посёлок, которому было никак не меньше сорока лет, выглядел по-праздничному новым и свежим и был в настоящие дни для гриффитов единственным подходящим местом для их жизни, неосведомлённость его строителей с тех пор стала предметом шуток и примером людской недальновидности и нехозяйственности.
Поначалу Джейка это задевало, даже обида просыпалась, обида за людей; он пытался что-то объяснять, рассказывать, указать хотя бы на то положительное, что давали люди ларинам, но встречал лишь снисходительные улыбки А-латы и насмешливый взгляд её дочери.
Убедившись в бессмысленности своих усилий, махнул на споры рукой, и все его попытки установить контакт с аборигенами сошли на нет.
Смотрел на посёлок с верхней ступеньки, высоко вскинув голову, будто хотел заглянуть за крыши домов, а может, — просто пытался увидеть будущее, то, что ждало его через каких-то два-три дня. Новые перемены!
А здесь? Джейк смотрел на всё каким-то неожиданно посвежевшим отстранённым взглядом, словно под другим углом зрения. Что ещё держит его здесь? Среди этих странных существ, замкнувшихся в себе, настолько изолированных от мира, что даже не представляют, что там — в городе — тоже есть жизнь, ведь до Чайна-Фло здесь, наверно, километров пятьдесят, небольше, а они — как два мира на двух разных планетах…
Домой! Домой! Сначала в Чайна-Фло, потом на Ниобу. В Ниобату. А этот мир? Этот странный до дикости мир?! Этот затянувшийся кошмар!
Что у него общего с этими ларинами? Кроме тех отдельных физических черт? Ничего! Ничего его здесь не держит!
Скорее бы! Скорее!
Здесь есть ещё кое-кто, кто будет рад не меньше. Кайна!
Джейк не смог сдержать усмешки про воспоминании о ней.
Красивая, чертовски красивая, даже для гриффитов. Но характер — дай Бог! Насмешка во взгляде, ирония в голосе, улыбка на губах, такая же насмешливая. Сколько они ещё встречались после того раза, в доме Ариартиса? Раза два! Она же избегает тебя, будто боится, но специально не прячется. Наоборот! Джейк постоянно улавливал её близкое присутствие, а временами — даже взгляд, изучающий взгляд быстрых тёмных глаз, и совсем без насмешки…
Да, она нравилась ему. Красивая, очень красивая, без изъяна. Совершенство во всём, и в лице, и в фигуре. Перед такой никто не устоит. Богиня, которой можно любоваться издали, но не больше. Может, поэтому Джейк и не решался подойти к ней первым, продолжать знакомство. Он и раньше-то не отличался большой смелостью в таких делах. В редкие увольнения в город во время учёбы в Гвардии Джейк, конечно, как и другие ребята, заглядывался на красавиц на улицах, и в барах. Но знакомиться не решался. Да ещё переписка с Мартой… Все его прежние наивные надежды и вера в серьёзность их отношений сейчас вспоминались с горечью. Уже даже без обиды. За то время в армии он успел переболеть, успокоиться, взглянуть на всё повзрослевшими глазами. Ведь Марта и вправду во всех своих коротких малосодержательных до сухости письмах-ответах никогда ничего не обещала. А потом последние полгода не отвечала вовсе. Конечно, от приятельских отношений она не отказывалась, это и последняя их встреча подтвердила. Но таких отношений уже сам Джейк не хотел. Они его не устраивали. Нисколько!
У него было время хорошо обдумать всё, и разговор тот в баре Космопорта, и это знакомство с женихом, понятное без всяких объяснений.
Подумал, взвесил, оценил и понял главную свою ошибку: он посылал письма не той модной блондинке, которую увидел в тот вечер, он писал их той скромной до застенчивости девочке, которую пять лет назад провожал на другую планету. Именно эту Марту он и любил. Да, мы уже не те, что прежде. Так она, кажется, тогда сказала. И перемена эта — контраст действительности и всех прежних представлений — оказалась для Джейка куда болезненней, чем Франко Лавега. Это не было даже изменой. Какая, к чёрту, измена, когда и любви-то не было никакой?
Он просто играл в неё, неумело, по-детски, а Марта поддерживала эту игру, из уважения к их прежней дружбе, ко всему тому, что связывало их раньше. Она писала… Дань вежливости — не больше!..
Многое в памяти всплывало, многое из того, что Джейк не мог вспомнить, пока болел и не мог подниматься с постели, когда мог только спать и мучиться от скуки и безделья. Тогда он ничего не помнил, а сейчас меньше чем за месяц, проведённый среди гриффитов, вспомнил всё. Многое лучше было бы и не вспоминать…