Это странное свойство памяти вызывало удивление. Она сейчас, спустя время, отдавала тебе воспоминания, казалось, потерянные навсегда. Люди, их лица и имена, целые эпизоды с самого детства, со школы, с учёбы в Гвардии вставали перед глазами так, будто не были прожиты им самим. Они проходили беззвучными картинками, как старая плёнка из архива при беглом просмотре. Фильм этот стал цветным и объёмным только с приезда на Гриффит, с того вечера в баре Космопорта.
Он тогда ждал звонка, звонка от матери, и убивал время, разглядывая красивую официантку за стойкой бара.
Кайна!
Тогда и предположить было нельзя, что они ещё встретятся когда-нибудь в этой жизни. Джейк и не вспоминал её позднее: не первое и не последнее лицо, встреченное на пути. Со сколькими так? Со всеми! Вот только воспоминание об этой гриффитке против воли подсознательно связывалось почему-то с началом перемен в жизни. Встреча в тот день — и началось такое! Вниз под уклон… И сам иной раз не успевал сообразить что к чему…
Армия. Она оставила глубокий отпечаток в душе на всю жизнь.
Каждый день — ожидание. Когда же настанет тот миг, долгожданный момент установления справедливости. Когда все узнают. Все, и особенно — Барклиф. Узнает, кто перед ним. Что всё это — правда!
Не дождался! И снова перемены. И этот приказ. И рудник этот. Капитан Дюпрейн, ребята. Кордуэлл, Моретти и Алмаар…
Плен, допросы, расстрел.
Слово-то какое, — расстрел. Аж морозом по коже от одного звучания.
И вспоминать страшно…
Но выжил же! Выжил!
А сейчас ещё два-три денёчка — и к своим, домой!
К людям! К людям!
Новые перемены. В лучшую сторону. Наверняка, в лучшую. Нужно теперь только Кайну найти, и уж точно так всё и будет. Она как талисман…
Смешно подумать! Суеверия!
А вдруг поможет? Не поможет, так хоть обрадовать эту красавицу, поглядеть на неё напоследок. Запомнить её… довольной: ведь добилась же своего, уходит чужак, уходит, пусть и не так быстро, как ей хотелось.
Джейк прошёл через весь посёлок, вошёл в лес, даже сделал ещё несколько шагов по едва заметной тропиночке, и вдруг остановился, резко, будто наткнулся на невидимую преграду.
А только ли поэтому ты ищешь её?! Лжец! Обманщик!
Ты же влюбился в неё! Влюбился!!!
Мальчишка!!!
Эта догадка была настолько неожиданной, что Джейк почти минуту стоял, ничего перед собой не видя. Но в ней, в догадке этой, была правда, которую уже нельзя было прятать от себя самого, нельзя было скрывать под каким-то там суеверием.
Надо же, и сам не заметил, как и когда это случилось. Все эти постоянные мысли о ней, несколько случайных встреч и это желание увидеть её. Всё к тому и вело! И рассуждения эти о том, как скоро удастся покинуть посёлок, все они рассчитаны на то, чтобы убедить себя, что так будет лучше для всех. Сам забудешь со временем, успокоишься, ведь так же и с Мартой было. А гриффитке этой всё равно. Она в тебе лишь врага видит, человека и военного.
Что-то шевельнулось в груди и Джейк ещё раньше, чем увидел гриффитку, понял: она где-то рядом. Крутанулся на месте, отогнул нависающую ветку, оплетённую цветущей лианой — чуть в стороне от тропинки, у склонившегося до земли дерева спиной к Джейку стояла Кайна.
Он сделал к ней несколько осторожных крадущихся шагов, ступая совсем неслышно, по-гриффитски. Девушка его не замечала, она собирала что-то с дерева, поднимая вверх открытую до плеча правую руку, приподнимаясь на цыпочки, срывала тяжёлые грозди с крупными чёрными ягодами.
Почти минуту Джейк стоял, глядя на гриффитку, не решаясь заговорить с ней, и не зная, как привлечь её внимание. Наконец негромко присвистнул по-птичьи, так, как кричит одна маленькая невзрачная птичка, если её спугнуть с гнезда. Кайна обернулась на звук — и по лицу её скользнула тень, как лёгкая судорога тщательно скрываемой боли. А может, это просто ветки над головой качнулись, и солнечный луч заставил её поморщиться, Джейк не понял.
— Вы? — Кайна медленно повернулась к нему всем телом, прижимая левой рукой к груди собранные кисти ягод, нахмурилась недовольно.
— Здравствуйте! — зато Джейк, не скрывая радости, улыбнулся. А Кайна сдержанно кивнула в ответ, сохраняя на лице выражение вежливого терпения. Подумала недовольно: «Что он здесь делает? Откуда узнал? Как? Я же рано ушла, только мама видела…»
— Случилось что-то, да? — спросила с тревогой.
— Да нет, что вы! — Джейк рассмеялся. Впервые он не испытывал робости, глядя на неё. Наверное, всему виной тот разговор по пути от дома Ариартиса. Он понял ещё тогда, что за холодной улыбкой и красотой девушки скрывается живая, впечатлительная и довольно несчастная личность, настолько, насколько оно может подходить к ней, это слово.
— Просто шёл мимо, увидел вас, решил подойти, поздороваться, — как же он сам хотел, чтоб слова эти были правдой! Чтоб не приходилось врать ей, особенно ей. Ведь искал же её, искал специально, хотел увидеть, соскучился, будто не виделись они лет десять.