Возвращение, или Свободу попугаям!

На этот раз я использовала весь набор, способный оказать целительное воздействие на организм, но первой поставила руну воды, чтобы поток смягчил воздействие магии и сориентировал его не на глобальное избавление ото всех болячек подряд, а на поиск и избавление от конкретного недуга магической слепоты. Все остальные руны я спрятала в течении ЛАГУ и пропустила поток магии через тело жертвы. Лакс подсказал мне замечательную идею насчет ведра воды. Именно так я и вообразила мысленно процесс действия рун. Вслух, чтобы не пугать Сарота и не вызывать скрытого противодействия, я взывать к рунам не стала. Ярких мысленных образов древних знаков показалось мне вполне достаточно для эксперимента. Я даже умудрилась одновременно и колдовать и забалтывать воина, как хорошая медсестра перед уколом. Такие щебечут, щебечут, хоп! и иголка уже в заднице, даже вздрогнуть не успеешь.

— Щекотки? Нет, не боюсь, — начал с немного натянутой улыбкой мужчина, — я…

Но мне так и не довелось услышать вторую часть предложения, потому что Сарот повернул ко мне голову и застыл, будто не целительное, а парализующее заклятье в него угодило. Неужели магия обернулась во вред морианцу? И что теперь будет? Он-то в отрубе, зато остальные в полной боевой готовности. Ишь напружинились, выжидают! Опять драться? А ведь казалось все как надо идет, я почти видела как светлый поток вымывает из тела мужчины какие-то темные крупинки и растворяет их…

— Ты колдовала, — прошептал ротас, однако обвинения в его голосе не было, впрочем, не было и вопроса.

— Ну как? Сработало? — нетерпеливо подтолкнул Лакс замешкавшегося воина.

— Я, я вижу магеву и у нее на плече, — тут Сарот зажмурился, с силой тряхнул головой, может, надеялся там получше впечатления уложить, снова открыл глаза и оторопело продолжил: — махонький человечек с крылышками.

— Сам ты человечек, верзила, — Фаль с удовольствием (дразниться, когда тебя не видят, забавно, но когда видят и не могут отомстить — ни с чем не сравнимое удовольствие) показал морианцу острый кончик язычка. — Я сильф!

— Извини, не знал, — искренне попросил прощения морианец впервые в жизни удостоившийся беседы с сильфом (малыш с неподражаемо-королевским, впрочем, Альвин и покойный Клементарий так надменно себя не вели, высокомерием кивнул, принимая извинения), и воин прошептал, обращаясь ко мне: — Твое колдовство подействовало, магева Оса. Я теперь не только вижу тебя, я понимаю, что ты МАГЕВА. Это… это… Тьфу, когти Фарданга, не могу описать. Это больше, чем вера, я понимаю, где-то там, — Сарот стукнул себя груди, — глубоко внутри, что ты — судья, защитница, последняя помощь в беде. Так было, есть, будет и именно так правильно. Что же Биркота сдури натворил, зачем взял от ублюдка заказ. Какой же скотиной нужно быть, чтобы магеву чужими руками, руками слепцов убить пытаться, коль такое видал. Не с Мориана же он сам, выродок. Должен был понятие иметь! Как же ты нас простить смогла, магева Оса?

— На фиг! Сарот, как можно обвинять слепца, споткнувшегося о камни? — в ответ спросила я. — Морианцы не понимают и не ощущают того, что ты описал, не по своей воле. Я виню Кольру, а не отряд вашего Биркоты.

— Значит, ты поможешь нам прозреть, чтоб ни одна скотина морианцев на магов натравить больше не смогла? — горячечно спросил морианец, не отрывая от нас с Фалем глаз.

Он не то чтобы любовался нами, хотя и любовался тоже, а словно боялся, отведи он взгляд, все станет по-прежнему, он вновь потеряет способность видеть магию. 

— Я ведь теперь не утрачу этого дара? — обеспокоено уточнил Сарот.

— Не утратишь. Кстати, твое зрение стало острее, чем у многих, отнюдь не каждому смертному дано видеть сильфов, — заверила я мужчину. — А что касается оптового прозрения всех прочих, надо покумекать, как этот процесс можно на конвейер поставить. Пока я подумаю, ты, ротас, поговори-ка со своими ребятами, кто захочет видение обрести, с тем поработаю.

— Не захотят, прикажу, — надменно объявил Сарот, за нашей почти дружеской болтовней я как-то подзабыла, что имею дело с командиром суровых морианцев, а не со случайным попутчиком, уже почти приятелем.

— Нет, так не годиться, — воспротивилась я. — Против воли я никого лечить не буду. Только по собственному желанию, ротас, причем по-настоящему желанию, а не так, чтобы "добровольно и с песней".

— При чем тут пение? — удивление заартачившегося Сарота перевесило командирские интонации в голосе.

— Анекдот такой есть, как три мужика поспорили, кто лучше кота жгучим перцем накормить сможет. Слыхал?

— Нет, — недоумение мужика стало еще более ощутимым, зато Фаль и Лакс заулыбались в предвкушении. Обожали стервецы анекдоты моего мира.

— Один шарик перца в мясо закатал, котяра и сглотнул, второй пасть ему раскрыл и силком в горло засунул, а третий взял и порошком перечным коту его мужское хозяйство смазал. Тот в ор и давай вылизываться. Вот и признали, что первый обманом действовал, второй силой, а у третьего добровольно и с песней животина перец жрала. Победил он стало быть!