Возвращение к людям

Элины, медведь резко остановился, и я бросился вперёд, плохо соображая, чем смогу ей помочь. Он злобно заревел и поднял лапу, готовясь опустить ее на беззащитное тело. Я в прыжке повис на ней и, позабыв про страх, вскочил медведю на холку. Теперь уже рычал я, всаживая ему нож в уцелевший глаз… Второго удара мне не удалось сделать — чудовище просто смахнуло меня, как мошку, отчего я пролетел по воздуху не меньше десяти шагов и больно ударился о землю, на несколько секунд потеряв сознание. И опять, в который раз за это время, меня, да и нас всех, выручил Угар. Он вцепился в лапу медведя, когда тот изготовился, было, опустить ее на меня, да так, что я явственно услышал, как хрустнула кость — клыки не слабого пса были страшным оружием! На этот раз, вконец рассвирепевший медведь решил убить пса в первую очередь. Он проскочил надо мной, промелькнув бурым пятном над головой, и бросился за Угаром. Треск ломаемых на бегу кустов, скрежет когтей по камням, отчаянный дикий рев и, смешавшийся с ним, лай и визг — всё стихло…

Еще не веря в то, что все кончилось, я и Ната осторожно подошли к краю обрыва. Там, далеко внизу, на острых камнях, в изобилии усеивающих берег быстрой горной речки, темнела недвижимая туша. Один из каменных выступов пробил зверя насквозь, и мы, даже с этой высоты, видели, как острые грани торчат из спины медведя. Угар, будучи более лёгким, мог долететь до воды, и бешеное течение Серпантинки уже перемалывало его останки, волоча по каменному дну… Я до боли стиснул зубы. Мой, самый первый, самый преданный друг погиб, спасая нашу жизнь! Тот, само существование которого, вернуло мне надежду на то, что я не один остался в том великом кошмаре, произошедшим несколько месяцев назад… На глаза навернулись слезы…

Ната, маленькая, смелая женщина обняла меня за плечи:

— Дар…

Я опустил голову, обессилено встал на колени и молча, с тоской, посмотрел ей в глаза.

— Он погиб?

Я кивнул. К нам подошел Сова, поддерживаемый Зорькой и, пришедшей в себя,

Элиной. Со стороны леса послышался крик — Шейла упала возле растерзанного тела Чаги…

— Он знал, что делает… Он всегда всё понимал.

Я кивнул. Все было ясно. Пёс увлёк за собой разъярённое чудовище и, сознавая, что ни он, ни мы все не сможем ему противостоять, выбрал единственное правильное решение… Зверь не мог удержаться на крутом склоне, увлечённый погоней, он выскочил на осыпающуюся кромку и заскользил по ней, оставив хорошо заметный след когтей на камнях. Гладкая поверхность скалы не дала ему возможности зацепиться. Но, для того чтобы вывести его сюда, псу пришлось прыгнуть первым… Я ни на секунду не сомневался, что наш Угар сделал это сознательно. Всё его поведение, в чем мы неоднократно могли убедиться за это время, подтверждало необыкновенно высокий разум собаки. Он пожертвовал собой…

На меня упали тёплые капли. Ната, спрятав лицо, молча вздрагивала, прислонившись к моей спине. Элина, оставив тяжело усевшегося Сову — весь бок индейца представлял собой сплошной кровоподтёк — встала возле нас с

Натой. Она, сначала неуверенно, потом более решительно, прижала мою голову к своему животу, чисто по-женски, чувствуя, что мне необходимо успокоение от нахлынувшей, не связанной с физическими страданиями, боли. Она гладила меня по голове, как ребенка…

Тело Чаги, предварительно обложив его сухими ветками, мы сожгли. Сова сумел убедить окаменевшего от горя Чера и Шейлу в необходимости такого решения. Оставив его лежать на земле или, закопав в нее, мы не решали ничего. Останки, все равно, были бы уничтожены хищниками… Мы собрали поломанное оружие, подняли мешки с плодами и, не задерживаясь более ни на минуту, покинули страшную опушку. Ната, не по возрасту смелая и наиболее предусмотрительная из нас, не смотря на мои возражения, предприняла небольшую разведку, пока мы провожали погибшего в последний путь. Её сообщение нас несколько утешило — следов, подобных тем, что остались после чудовища, не наблюдалось. Скорее всего, мы случайно забрели в вотчину этого зверя, а там, где царствовал один медведь, вряд ли мог находиться второй. Насколько я помнил, они не ходили стаями, в отличие от волков.

Раны Совы и второго из братьев женщины перевязали, предварительно смазав их мазью, заботливо приготовленной Зорькой.

Я ступал по шуршащим под ногами листьям и мрачно размышлял о том, с чем еще мы можем столкнуться на своём пути. Неузнаваемо изменившиеся крысы, превосходившие своих собратьев более чем в двадцать раз, Овцебыки и длинногривые лошади, подобных которым мы и представить не могли, хищные зубастые рыбы, в клочья, разрывающие самые крепкие сети… Необычайные способности Угара. Наконец, мы сами. Изменения с людьми были наиболее страшными, внушали просто животный ужас и желание немедленно избавиться от себе подобных. Но всё ли это? Не придётся ли нам, уцелевшим, встретиться с ещё более зловещими проявлениями, грозящими нам новыми бедами и смертями.