Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем

– Самомнение. Поймите вы, симпатичный человек, что ни вы, ни вам подобные вообще ничего нигде ни для кого и никогда не можете сделать. В самом вашем наименовании, сцепленном из σύν и πάφος, нет ни малейшего намека на делание. Мы, не вы, мы, несимпатичные, только совсем недавно научились точно переводить это имя с греческого на русский: сочувствующие. Мы не отнимаем у вас, граждане симпы, того, что можете вы, отнюдь; и через тысячи лет после того, как наука вытравит последний след понятия «душа», вы, симпатичные с симпатичными, все еще будете «отводить душу» и «говорить по душам», ходить друг к другу «на огонек», называть друг друга «другом» – на это-то вас станет. Еще столетия и столетия вы будете предлагать теплый чай и душевное тепло, лезть в «жертвы вечерние» – притом всегда на утренней заре эпох, тыкаться своим

со в сопролетарские, собесклассовые и соклассовые, со… о, черт! вы будете топтаться вокруг пожаров, предлагая их тушить слезинками из ваших глаз; пока другие будут бить в барабаны, вы будете колотить себя в грудь, распинаясь за гибнущую культуру, за… ну и вообще за за, а не за против

. Ненавижу!

– Но есть и другой глагол, добрый Савл. И первое лицо его единственного числа произносится так: люблю.

– Чепуха: юлбюл – это если наоборот, слово на языке моллюсков, и притом ровно столько же смысла. Я там, в тюрьме, имел достаточно времени, чтобы все это – из конца в конец. Христианство провалилось, говорю я, единственно потому, что не провалился мир. Да-да, вдумайтесь в такты Четвероевангелия. Все строится из расчета близкой, не за годами – за месяцами, может быть днями, гибели мира. Секира у корня – горе косцам, которые – и тот, кто будет в поле, когда и прогремит труба, и небо свернется, как свиток, ну и так далее, и… вернее, не далее, а конец, Земля, сброшенная с орбиты в смерть. И вот, при допущении близкой гибели, любовь к ближнему как к себе самому – это вполне разумно и, главное, единственно. Иного выхода нет. Если ты сегодня для меня «я», то завтра… но от

завтра христианство и рассеивается, как туман от дня, потому что, согласитесь, любить другого как себя день, ну два – это так, но любить его всю жизнь и из поколения в поколение две тысячи лет кряду – это психологический нонсенс. Только светопреставлением можно поправить дела христианства. Хотя боюсь, что сейчас и это бы не помогло.

К притче о разумных девах можно б присочинить вариант о слишком разумных девах, которые сберегали свое масло в светильнях до самого утра, когда их коптилки обессмыслило солнцем. Любить изо дня в день Христовой любовью – это все равно что чистить бритвой картофель. Под грязную и шершавую кожуру – незачем с такими утонченностями. Если хочешь сколотить что-нибудь прочно – ящик, общество, все равно, – надо бить по доскам, по людям молотом, пока… но мы уклонились от темы. Потому что так называемый симпатичный человек – даже не христианин, не существо, пробующее втащить Нагорную проповедь в кротовые ходы катакомб, – нет, это эпигон в тридцатом поколении, жалкое охвостье, которое положительно не знает, к чему себя пришить: он вежливо уступит свое место в раю, но не уступит места в трамвае; он не раздает своего имущества нищим, но говорит им: «Бог даст»; ударь его в левую щеку, и он подставит вам… право, статью закона… Но вы скажете, что это шарж, что симпатичные миллиардеры жертвуют миллионы на благотворительность, что вы сами раздаете нищим пятаки, а меня вот напоили чаем, но тем хуже для вас. Потому что чем симпатичнее вы все, чем добротнее ваша доброта, тем скорее с вами покончат!

– Влоб, вы, кажется, грозите?

– Больше того. Я хочу предложить властям принять реальные меры. Всех симпатичных надо истребить. От первого до последнего. Всех добродушных, сердечных, прекраснодушных, милейших, сочувствующих, сострадающих – под «пли!» и из счета вон. Варфоломеевская ночь, говорите? Пусть. Дело не в названии. Я изложил все вот это здесь.

В руках у него забелели вынырнувшие из-под отстегнутой на груди пуговицы листы. Влоб начал их читать.

Не стану передавать абзац за абзацем все сложное содержание этого примечательного документа. Мелькали слова: «психическая вязкость» – «чужеглазие» – «сопафосники» – «жалостничество» – «сердцевизм». Вначале проект начерчивал биологическую природу симпов, рассматривая их как клетки некоего социального рудимента; всех их, подобно слепому отростку, отклассовому аппендиксу, необходимо ампутировать, не дожидаясь нагноения; руки не для рукопожатий – для работы: рукопожиматели отменяются. Далее перечислялось: симпы, по чувству сочеловечия, не склонны убивать: ввиду возможности новых войн это создает некоторые неудобства; симпы жалостливы, слезные железки их рефлектируют только в пользу так называемых униженных и оскорбленных, их сочувствие всегда вызывают только побежденные, следовательно, рабочему классу, для того чтобы вызвать сочувствие симпов, надо быть побежденным. Из этого явствует…