Возвращение на родину

— И вконец погубил ее репутацию?

— Э, вздор какой. От этого Тамзин не погибнет.

Он взял шляпу и поспешно вышел из дому. Миссис Ибрайт продолжала сидеть у стола с горестным видом и в глубокой задумчивости. Но она недолго оставалась одна. Всего через несколько минут Клайм вернулся; за ним шел Диггори Венн.

— Оказывается, я все-таки опоздал, — сказал Клайм.

— Ну, вышла она замуж? — спросила миссис Ибрайт, обращая к охрянику лицо, в котором сейчас читалась странная смесь противоборствующих желаний.

Венн поклонился.

— Да, мэм.

— Как странно это звучит, — отозвался Клайм.

— И он не подвел ее на этот раз? — сказала миссис Ибрайт.

— Нет. И теперь больше нет пятна на ее имени. Я видел, что вас нет в церкви, так поторопился прийти вам сказать.

— А как вы там очутились? Откуда узнали? — спросила миссис Ибрайт.

— А я как раз был в тех местах и видел, как они вошли в церковь, —  сказал охряник. — Он встретил ее у дверей, точно, минута в минуту. Я даже не ожидал от него. — Он не добавил, что очутился в тех местах далеко не случайно, так как, после возобновления Уайлдивом своих прав на Томазин, Диггори с дотошностью, составлявшей отличительную черту его характера, решил досмотреть этот эпизод до конца.

— А кто еще там был? — спросила миссис Ибрайт.

— Да почти никого. Я стал в сторонке, и она меня не заметила. — Охряник говорил глухим голосом и смотрел куда-то в сад.

— А кто был за посаженую мать?

— Мисс Вэй.

— Вот удивительно! Мисс Вэй! Это, вероятно, за честь надо считать.

— Кто такая мисс Вэй? — спросил Клайм.

— Дочь капитана Вэя с Мистоверского холма.

— Очень гордая девица из Бедмута, — сказала миссис Ибрайт. — Я таких не слишком-то жалую. Тут про нее говорят, что она колдунья, — ну это, попятное дело, вздор.

Охряник промолчал и о своем знакомстве с этой интересной особой, и о том, что она оказалась в церкви только потому, что он не поленился сходить за ней, согласно обещанию, которое дал ей еще раньше, — когда узнал о готовящемся браке. Он только сказал, продолжая свой рассказ:

— Я сидел на кладбищенской стене и увидел, как они подошли — один с одной стороны, другая с другой. А мисс Вэй гуляла там и разглядывала надгробья. Когда они вошли в церковь, я тоже пошел к дверям, — захотелось посмотреть, я ведь так хорошо ее знал. Башмаки я снял, чтобы не стучали, и поднялся на хоры. Оттуда я увидел, что пастор и причетник оба уже на месте.

— А почему мисс Вэй вообще в это затесалась, если она только гуляла по кладбищу?

— Да потому, что другого никого не было. Она как раз передо мной зашла в церковь, только не на хоры. Пастор, прежде чем начать, огляделся кругом, и, так как она одна была в церкви, он поманил ее, и она подошла к алтарной ограде. А потом, когда надо было расписываться в книге, она подняла вуаль и подписалась, и Тамзин, кажется, благодарила ее за любезность. — Охряник говорил медленно и даже как-то рассеянно, ибо в его воспоминании всплыло в эту минуту, как изменился в лице Уайлдив, когда Юстасия подняла надежно скрывавший ее черты густой вуаль и спокойно посмотрела ему прямо в глаза. И тогда, — печально закончил Диггори, — я ушел, потому что ее история как Тамзин Ибрайт была кончена.

— Я хотела пойти, — покаянно проговорила миссис Ибрайт. — Но она сказала — не надо.

— Да это не важно, — сказал охряник. — Дело наконец сделано, как было задумано с самого начала, и дай ей бог счастья. А теперь позвольте с вами распрощаться.

Он надел свой картуз и вышел.

С этой минуты и на много месяцев вперед никто уж больше не видел охряника ни на Эгдонской пустоши, ни где-либо по соседству. Он исчез, словно растаял. В лощинке, где средь зарослей ежевики стоял его фургон, на другое же утро было пусто, и даже следа его пребывания не оставалось, кроме нескольких соломинок да легкой красноты на траве, которую смыло первым же ливнем.

В рассказе Диггори о венчанье, в общем вполне правильном, отсутствовала одна мелкая, но многозначительная подробность, которая ускользнула от него потому, что он находился слишком далеко от алтаря. Пока Томазин дрожащей рукой подписывала в книге свое имя, Уайлдив бросил на Юстасию взгляд, ясно говоривший: «Вот когда я наказал тебя, — помучайся!» Она ответила очень тихо — и он даже не подозревал, насколько искренне: «Вы ошибаетесь; я получаю истинное удовольствие от того, что вижу ее вашей женой».

Книга третья. Околдован

Глава I

Мой ум есть царство для меня[22]