Возвращение на родину

Больше они об этом не говорили. Вскоре затем постучал Диггори Венн, и миссис Ибрайт, вернувшись после разговора с ним на галерейке, небрежно заметила:

— Еще один приходил к тебе свататься.

— Что-о?

— Да, этот чудаковатый молодой человек, Венн.

— Что — он просил у вас разрешенья объясниться со мной?

— Да. Я сказала, что он опоздал.

Томазин долго в молчании смотрела на пламя свечи.

— Бедный Диггори! — сказала она наконец и обратилась к другим занятиям.

Следующий день прошел в хлопотах и приготовлениях — занятиях чисто механических, которым обе женщины с готовностью предавались, чтобы не думать об эмоциональной стороне происходящего. Сызнова собрали для Томазин кое-какую одежду и разные предметы домашнего обихода; то и дело обменивались замечаниями о каких-нибудь хозяйственных мелочах — все для того, чтобы заглушить невольные опасения касательно будущего Томазин как жены Уайлдива.

Пришло назначенное утро. С Уайлдивом было договорено, что он встретится с Томазин в церкви, чтобы избавить ее от докучного любопытства соседей, которое, конечно бы, разгорелось, если бы их увидели направляющимися в церковь вместе, как это принято в деревне.

Тетка и племянница обе стояли в спальне, где невеста обряжалась к венцу. Солнце, заглядывая в окно, бросало зеркальные блики на волосы Томазин, которые она всегда носила заплетенными в косы. Косы она плела по особому календарному расписанию — чем значительнее день, тем больше прядей в косе. В обыкновенные будние дни плелась коса из трех прядей, по воскресеньям из четырех, в дни празднеств и гуляний — игр вокруг майского дерева и тому подобное — из пяти. И она уже давно сказала, что когда будет выходить замуж, то косы сплетет из семи прядей. Сегодня они были сплетены из семи.

— Я надену мое голубое шелковое платье, — сказала Томазин. — Как-никак это день моей свадьбы, хоть, может, он и не очень веселый. То есть не то чтобы он сам по себе был невеселым, — поспешила поправиться она, — а просто потому, что перед этим были такие большие огорчения и беспокойства.

Миссис Ибрайт сдержала вздох.

— Жаль мне, что Клайма нет дома. Но, конечно, ты потому и выбрала это время, что он сейчас в отъезде.

— Отчасти. Я знаю, что нехорошо поступила, не признавшись ему сразу. Но так как это было сделано, чтобы не огорчать его, я решила уж довести дело до конца и рассказать ему, когда все уладится.

— Вот какая ты практичная маленькая женщина, — улыбаясь, сказала миссис Ибрайт. — Я часто мечтала, что ты и он… ну да что об этом говорить. О! Уже девять часов, — прервала она себя, услышав донесшееся снизу шипенье и затем бой часов.

— Я договорилась с Дэймоном, что выйду в девять, — сказала Томазин, спеша к двери.

Миссис Ибрайт пошла за ней. Когда Томазин ступила на дорожку, ведущую от двери дома к калитке, миссис Ибрайт, жалостно посмотрев на нее, проговорила:

— Как не хочется отпускать тебя одну!

— Это необходимо, — ответила Томазин.

— Во всяком случае, — добавила ее тетка с насильственной веселостью, я зайду к тебе сегодня же вечерком и принесу свадебный пирог. И если Клайм к тому времени вернется, то, может, и он придет. Я хочу показать мистеру Уайлдиву, что не питаю к нему недобрых чувств. Забудем прошлое. Ну, благослови тебя господь! Не верю я в эти старые приметы, а все ж таки сделаю. — Она кинула туфлю вслед удаляющейся девушке. Та обернулась, улыбнулась и пошла дальше.

Но через несколько шагов она опять остановилась и повернула головку.

— Вы меня звали, тетя? — спросила она дрожащим голосом. — Прощайте!

При виде осунувшегося, мокрого от слез лица тетки она вдруг, повинуясь внезапному порыву чувств, побежала назад, а та торопливо шагнула вперед, и они опять обнялись.

— О, Тамзи! — пробормотала старшая, плача. — Как мне не хочется тебя отпускать!

— А я… а мне… — начала Томазин, тоже заливаясь слезами. Но она совладала с собой, снова сказала: — Прощайте! — и пошла дальше.

Миссис Ибрайт долго смотрела, как маленькая фигурка пробиралась по тропке среди колючих кустов дрока, как, уходя вдаль по долине, она становилась все меньше и меньше — крохотное бледно-голубое пятнышко среди огромных буро-коричневых просторов — одинокая и не защищенная ничем, кроме силы своей надежды.

Но того, что больше всего грозило бедой, нельзя было увидеть в раскинувшемся перед глазами миссис Ибрайт ландшафте, ибо это был мужчина, дожидавшийся в церкви.

Томазин так выбрала час венчанья, чтобы избегнуть встречи с Клаймом, который должен был вернуться утром. Признаться, что часть услышанного им справедлива, было бы очень тяжело, пока нынешнее ее унизительное положение не было исправлено. Только после вторичного и более успешного путешествия к алтарю она могла поднять голову и спокойно утверждать, что первая неудача была чистой случайностью.

После ее ухода прошло не более получаса, как вдруг по дороге с противоположной стороны приблизился Клайм Ибрайт и вошел в дом.

— Я сегодня очень рано завтракал, — сказал он, поздоровавшись с матерью. — И теперь, пожалуй, не прочь еще закусить.