Возвращение самурая

Никто не провожал его на пекинском вокзале: Геккер не пришел из соображений конспирации, а Машу отговорил сам Василий, сказав, что будет беспокоиться, как она одна доберется потом до отеля.

Поездка в буддийский монастырь настроила Василия на задумчивый лад, благо постоянно меняющиеся в купе попутчики не требовали от него ни общения, ни внимания. Он не вслушивался в разговоры попутчиков, а проводники-китайцы и вообще старались не общаться с иностранцем.

Когда поезд придет в Лоян, придется позаботиться о еде, ночлеге, нанять от Лояна до монастыря проводника и какой-нибудь транспорт… А пока мелькала за вагонным окном несколько однообразная безлесная лёссовая равнина, и можно было уйти в свои размышления.

Больше всего занимала его мысль о том, что заставляло людей издревле удаляться от мира – в пещеры, в глухие лесные скиты, в пустыни. Разве только там, вдали от повседневности, человек может стать ближе к Богу? «Но ведь и Христос – Богочеловек – удалялся в пустыню, – напомнил он себе. – Может быть, человеку нужны тишина и уединенность, чтобы лучше понять самого себя?»

Ему вспомнилась одна из проповедей владыки Николая, в которой он рассказывал о Сергии Радонежском: тяжелы и полны борьбы с искушениями были для инока первые годы его уединения в лесном скиту. Значит, уединение – это испытание стойкости в вере, очищение души молитвенным и физическим трудом, воздержанием и постом?

Семинарские занятия, на которых говорилось об искушениях Иисуса Христа в пустыне, также припомнились ему. Помнится, дьявол искушал Пустынника богатствами, чудесами и властью, предлагая всеми этими благами привлечь к себе людей. Но Иисус не хотел, чтобы люди веровали из корысти, в ожидании чудес или могущества. «Изыди, Сатана!» – было его ответом. Иисус хотел, чтобы люди пошли за ним по собственному свободному выбору, сделанному ими между Добром и Злом, Любовью и Ненавистью. Только такая вера – не из корысти, не из страха смерти, не из ожидания чудесного исцеления – является подлинной.

Но монахи Лунь-мэня были буддистами. Значит, монашеское затворничество свойственно не только христианам? Впрочем, ведь и Будда прошел испытание отшельничеством.

– А вам не кажется, что буддизм – более ранняя религия, чем христианство, и что последнее многое оттуда заимствовало? – Василий поднял глаза, услышав обращенную к нему английскую речь.

Напротив него у окна сидел человек в европейской одежде, но темная то ли от природы, то ли от постоянного пребывания под солнцем кожа выдавала скорее тибетца или индуса, чем англичанина. Однако коротко остриженные волосы отливали рыжеватостью и сединой, а глаза выглядели на темном лице блекло-голубыми. «Нет, все же англичанин», – решил Василий. Заговоривший смотрел на него с затаенной усмешкой, видимо, ожидая изумленных вопросов по поводу своего умения читать чужие мысли.

«Не дождешься! – мысленно поддразнил его Василий. – Но в самом деле: уж не разговаривал ли я сам с собою?»

Вслух же он как можно равнодушнее произнес:

– Видимо, мы раздумывали об одном и том же. Не значит ли это, что вы тоже отправляетесь в Лунь-мэнь?

– Ну конечно! – уже открыто засмеялся англичанин, обнажая чуточку лошадиные, пожелтевшие, наверное, от обязательной английской трубки, зубы. – Иначе зачем бы европейцу ехать в этот Богом забытый Лоян? Там нет ни промышленности, ни мало-мальски развитой торговли. Так себе – рис, лёсс и китайцы. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Мои Учителя говорили, что все дохристианские верования – это путь от Адама к Христу. Это относится и к раннему буддизму. А с появлением христианства для человека лишь два пути: или с Ним, или от Него.

– Вы священник? – прищурился англичанин.

– Нет. Но моими наставниками были выдающиеся богословы.

Англичанин шуточным жестом поднял руки:

– Сдаюсь, сдаюсь! Но тогда, если это не секрет, что вас интересует в этом глухом Лояне?

– Не пора ли нам познакомиться? – вместо ответа спросил Василий. Он привстал и склонил голову в коротком учтивом поклоне: – Василий Ощепков. Русский кинопродюсер.

– О-о-о! – уважительно протянул попутчик. – Кино! Советы? Москва? А где же ваши камеры? – и, спохватившись, назвал себя: – Фредерик Марчман Бейли. Географ.

– Очень приятно, мистер Бейли. Нет, я живу на Сахалине и сам киносъемками не занимаюсь. А монастырь хочу посмотреть на предмет возможности снять о нем документальный фильм.

– Очень интересно. А не счел бы мистер Осчепкофф возможным обсудить мое участие в создании этого фильма или хотя бы в дальнейшем его прокате? С точки зрения этнографии, я, как член Лондонского географического общества, был бы заинтересован придать этому будущему фильму возможно более научный характер и, конечно, в дальнейшем показать его у себя на родине.

«Ничего себе, это называется с ходу брать быка за рога!» – подумал Василий и произнес с поклоном: