Возвращение самурая

– Я был бы весьма благодарен мистеру Бейли за любую помощь и сотрудничество. Однако прежде надо выяснить, возможны ли в принципе съемки в монастыре – он ведь до сих пор действующий. Понадобится и разрешение китайских властей на сами съемки и на вывоз отснятой пленки.

– Тогда оставим эту проблему до прибытия на место, – согласился Бейли.

«Как бы мне от тебя отвязаться в Лояне, географ… – подумал Василий. – А впрочем, может быть, попробовать с его помощью разузнать что-нибудь для Геккера? Опасно. Матерый ведь, похоже, волчище. Интересно, кстати, случайна ли наша встреча?»

Воспользовавшись тем, что Бейли заинтересовался чем-то за окном, Василий развернул купленную на предыдущей станции английскую газету и сделал вид, что углубился в нее. «А впрочем, чего я испугался? – раздумывал он между тем. – Помнится, еще в Кодокане учили: боишься не противника, боишься собственной слабости. А кто не уверен в себе – тот уже проиграл. Сдаться еще до схватки? Ну нет», – и он опустил газету на колени.

– А вы, мистер Бейли? Вы едете в Лунь-мэнь как любопытствующий путешественник? Или вы на самом деле скрытый буддист, как я мог заключить из первой произнесенной вами фразы?

– А вам палец в рот не клади, мистер Осчепкофф! – погрозил ему пальцем англичанин. – Я же географ, и мои конечные цели в чем-то схожи с вашими, – как бы невзначай подчеркнул он. – Только вы собираетесь снимать, а я – описывать. Может быть, сделаю кое-какие зарисовки, если это будет возможно, – и он кивнул на лежащую рядом папку, в которой, по-видимому, находилась бумага.

– А почему бы вам не воспользоваться этим? – и Василий достал из бокового кармана дорожной сумки свой «кодак». – Я с удовольствием дам его вам на время. Одну пленку отснимете вы, другую – я. К сожалению, их всего две: в аппарате и запасная.

Бейли чуточку помедлил, прежде чем рассыпаться в благодарностях, и Василий понял: «Э, да я тебе нужен в монастыре не больше, чем ты мне! Ну ладно, на месте разберемся». И он, отведя излишние благодарности, энергичным кивком подтвердил, что соглашение относительно фотографирования достигнуто.

Остаток пути они молчали или обменивались малозначащими фразами. Горы возникли за окнами как всегда неожиданно – пока еще отдаленными синими призраками.

В Лоян поезд прибыл ранним утром. Состав следовал дальше, и на мокрый, пахнущий гарью перрон сошли, как показалось Василию, только он и Бейли. Впрочем, кажется, от последнего вагона тоже скользнула в утренний туман какая-то серая тень.

Едва войдя в здание вокзала, они, не сговариваясь, поднесли руки к шляпам и пробормотали каждый, что еще надо уладить здесь, в Лояне, кое-какие мелкие дела. Бейли сел в ожидавший его автомобиль, вежливо пригласив и Василия, а получив столь же учтивый отказ, напомнил, что они встретятся в Лунь-мэне и он позволит себе рассчитывать на «кодак» мистера Осчепкофф. «Пока ничья», – подумал Василий, провожая его взглядом.

Когда автомобиль англичанина скрылся за поворотом, Василий огляделся вокруг, раздумывая, где бы ему найти проводника до монастыря: он не собирался задерживаться в Лояне ни на минуту.

Взгляд его упал на человека, который, скорчившись, сидел на гранитной придорожной тумбе. Он был похож на нищего монаха-йога: остроконечная шапка из козьего меха, надвинутая на самые глаза; коричневый плащ из грубой шерстяной ткани, подпоясанный грязной веревкой. Нижняя часть лица и нос закрыты каким-то линялым платком.

Василий попробовал заговорить с ним по-английски – отрицательное покачивание головой было ему ответом. Он наудачу проговорил несколько японских фраз – хотелось договариваться на языке, которым безукоризненно владел. На минуту ему показалось, что его поняли, так остро сверкнули из-под лохматой шапки глаза йога. Но затем было все то же равнодушное покачивание головой.

Пришлось обратиться к китайским фразам. Через несколько минут при помощи и слов, и жестов (причем говорил в основном Василий – йог объяснялся междометиями и кивками) удалось договориться, что за несколько юаней монах наймет мула для багажа и самым коротким путем проводит Василия в монастырь.

Вначале это было довольно монотонное путешествие: проводник молча шагал впереди, ведя на поводу мула, нагруженного двумя дорожными сумками. Несколько разнообразили дорогу встречные: то бритоголовый лама в желтом халате, то крестьянин с огромными охапками хвороста на перекинутом через плечо шесте, то повозка, запряженная лохматыми круторогими яками.

Когда вышли наконец к долине реки Ихэ и до монастыря, казалось, оставалось уже совсем немного – только преодолеть речной брод и подняться на скалу, нависшую над рекой, – дорога стала совсем безлюдной. И Василий вдруг заметил, что поведение проводника неуловимо изменилось: что-то напряженное появилось в том, как он подергивал повод мула, убыстрилась походка, и теперь надо было почти бежать, чтобы поспевать за ним. На оклики он не отзывался, и Василий, которому это наконец надоело, догнал дервиша и вырвал у него поводья, чтобы заставить проводника и животное остановиться.