Возвращение троянцев

— Надо унять их! — проговорил, поднимаясь с места, Гектор, который, как обычно, выпил очень немного и сохранил совершенно ясную голову. — Одиссей, поспеши! Если твои рабы и воины окажут сопротивление этой толпе, крови не миновать, и все наши усилия пропадут даром.

Одиссей сам это понимал и поступил, на первый взгляд, безрассудно: он просто-напросто подошёл к дверям дворца, за которыми уже гремели крики и брань, и распахнул их во всю ширину. Правда, Гектор, Ахилл и Телемак успели встать у него за спиной, показывая итакийцам, что в случае нападения на царя они получат отпор. Увидав две громадные фигуры, сверкающие доспехами, взбудораженные горожане остановились перед самым порогом, но не отступили. Впереди всех оказался красивый рослый мужчина, уже очень немолодой, седобородый, в длинной богатой одежде. Это был Эвпейт, отец Алкиноя.

— Одиссей! — закричал он, и в его голосе прозвучали одновременно ярость и отчаяние. — Одиссей, да не пощадят тебя боги за то, что ты сотворил! Ты вернулся не мудрым господином, а кровожадным мстителем. Не гневи и дальше богов — верни нам тела наших детей и близких и выходи к жителям острова, чтобы объяснить свой поступок! Если спрячешься в своём дворце, клянусь, мы всё равно войдём! Верни тела, дай нам их оплакать!

— Тела? — в лице, в голосе, в позе Одиссея, небрежно прислонившегося к косяку двери, было одно только недоумение. — Какие ещё тела? Эти, что ли? — царь мотнул головой назад. — Попробуйте забрать их, только, мне кажется, они пока что не хотят, чтобы их забирали. Вино-то ещё осталось!

Троянцы и Телемак расступились, и стоявшим впереди толпы итакийцам открылся коридор и за ним зал, где и вправду валялось уже немало тел вдребезги пьяных гостей царя. Однако многие ещё продолжали нить и, завидев пришедших, десятка два женихов завопили вразнобой:

— О-о-о! Сюда, сюда! Надо и вам узнать о щедрости нашего царя!

— Куда — сюда?! Их, кажется, много, а у нас и так осталось мало снеди и питья...

— Да полно, пускай войдут самые почтенные горожане и поздравят молодых... И царя с его возвращением!

— Ч... что это всё значит? — ошарашенно проговорил Эвпейт.

И тотчас увидел своего сына, поднявшегося из-за стола и решительно шагавшего к дверям. Правда, по дороге Алкиноя немного занесло в сторону, и он едва не сшиб почти догоревший светильник, однако сумел выровняться и даже довольно ловко поклониться отцу.

— Я... приветствую тебя, мой высокородный отец! — молодой человек тоже, на всякий случай, взялся за дверной косяк и выпрямился. — Мне очень стыдно перед тобой, что я сделал это в твоё отсутствие, но, надеюсь, ты мне простишь. Я женился, отец, и мы вот тут пируем. Вон, за столом, моя жена. Видишь? Э, стой, а где она?

— Я здесь! — воскликнула Меланто, подбегая к мужу и низко кланяясь его отцу.

Бывшую рабыню трудно было узнать. Ещё в самом начале свадебного пира она ненадолго ушла и переоделась — Пенелопа, действительно охотно её простившая, подарила девушке нежно-розовый с серебряным шитьём хитон из дорогой тонкой ткани, серебряный венец и серебряные серьги, и в таком наряде Меланто была необычайно хороша. Полупрозрачное розовое покрывало, соскользнувшее на плечи, очень шло к её чёрным глазам и волосам, а румянец, ярко заливший щёки, делал лицо молодой жены Алкиноя совсем юным.

Эвпейт, пытаясь опомниться и осознать происходящее, несколько мгновений переводил взгляд со своего изрядно пьяного, но, бесспорно, живого сына на почтительно склонившуюся Меланто. Затем поглядел на Одиссея, в глазах которого был всё тот же немного укоризненный вопрос: из-за чего шум-то?.. Позади Эвпейта смолкли выкрики, потом толпа опять загудела, но уже смущённо и растерянно, затем кто-то вдруг заорал:

— Где эти сатиры рогатые? Что они нам наплели?! Мы же едва не полезли с оружием в царский дворец!

— Что-что? — изумлённо воскликнул Одиссей. — В мой дворец — с оружием? Эй, любезные подданные, это, надеюсь, шутка? К тому же мои троянские гости тоже пили с нами, а они могли такую шутку неправильно понять, и тут уж и впрямь не обошлось бы без тел! Простите, но всех сюда позвать не могу — тесно! Ты, благородный Эвпейт, входи, конечно, и выбери сам пару десятков друзей, которых захочешь позвать на свадьбу сына. Увы, мы её уже почти отпраздновали. Моя вина, что я не подумал сразу за тобой послать, но ты должен понять меня: я только что вернулся после почти восемнадцатилетнего отсутствия, и мне трудно пока что вести себя нормально. А как тебе невеста, которую я сосватал Алкиною?

— Очень хороша! — вырвалось у старика, и он, вдруг прослезившись, бросился на шею базилевсу. — Ах, Одиссей! Прости меня, старого дурня! Да продлят боги твои лета, да славят твоё счастливое возвращение! Лукавая Ата[31] помрачила мой разум... Как же мы ждали тебя, Одиссей!