Возвращение в Египет

К чему я всё это веду, дядя Юрий? Соня по неопытности, по отсутствию навыка ни за чем, что происходило в ее жизни, никогда не поспевала. Схваченный на ходу набросок, в лучшем случае чертеж, остов. Но дальше, исповедуясь перед Вяземским, раз за разом заново переживая и пережевывая каждый свой шаг, каждый страх и вожделение, она наращивала на основу жилы и мясо. Причем Соня ничего не выдумывает; это не воображение и не художество, она именно вспоминает, деталь за деталью восстанавливает картину, какой она взаправду была. Мы живем в избыточном мире, в нем бездна подробностей, которые никому из нас не нужны и не интересны. Соню судьба загнала в минимализм, оттого она, будто Коробочка, дрожит над любым лоскутком, над любым обрывком, не готова расстаться ни с чем и ни под каким предлогом.

Я знаю, дядя Юрий, вы убеждены, что Вяземский с самого начала обращался с Соней непозволительно, отсюда всё и пошло, я, в общем, с этим согласен, но с оговоркой. Соня всегда была на редкость пластична, к тому, что Вяземский от нее хотел, она приспособилась быстро. Дальше кто из них над кем издевался – уже не разберешь. Впрочем, видит Бог, как бы я хотел вам сказать, что Вяземский давно в могиле и это никому не интересно. Расклад, что был при нем, никуда не делся. Ничего, что выстроило ее жизнь с мужем, прятать в чулан Соня и не подумала. Вяземский просто объявлен дезертиром, а на его место трудоустроен я. По-видимому, эту лямку мне тянуть до конца своих дней.

Коля – дяде Петру

Поначалу что мама, что тетя Вероника наши с Соней отношения поддерживали. При каждом родственном визите, да и по телефону будущий союз обсуждался во всех подробностях. Среди прочего, как и на что мы будем жить. Я и не заметил, как мамино настроение поменялось. Назвать точную причину не берусь. Возможно, ей стало известно, чьим ребенком является удочеренная Вероникой Соня, и она почувствовала себя обманутой. Так или иначе, продолжая расхваливать Соню: девочка непростая, видна порода, сколько в ней изящества, да и изюмом Бог не обидел, мама при удобном случае принялась внушать сестре, что Соне необходим мужчина, на которого она сможет опереться, я же еще сосунок. Пока войду в силу – ждать и ждать. Так, на пару ветром колеблемые, мы не укрепим, только подкосим друг друга. Потом тетя Вероника как-то сказала матери, что Соня уже третий раз пошла на прием к известному психоневрологу Вяземскому, он с недавних пор консультирует в поликлинике ЦКБУ, к которой они прикреплены. Добавила, что Вяземский явно ей интересен, да, кажется, и врачу новая пациентка небезразлична. Мама это подхватила. Уже без околичностей, в лоб стала объяснять сестре, что Вяземский – человек умный, положительный, откуда ни зайди – ни одного минуса. У Вероники с Соней год от года больше проблем. Девочка неровная, ей и с самой собой жить нелегко. Другой расклад, если есть тыл. С таким, как Вяземский, можно ничего не бояться. Муж, который тут же и врач. В общем, как ни посмотри, лучше партии Соне не сделать. Давно уважая маму, тетя Вероника всё это слово в слово повторяла дочери. Свели без труда.

Коля – дяде Петру

Все эти годы (отсидку, понятно, вычти) мы с Соней время от времени виделись. Вяземский входил в группу врачей, которых при необходимости отправляли в республики лечить тамошних высокопоставленных пациентов, и почти каждый раз, как он уезжал, Соня звонила. Три летних месяца плюс май и сентябрь она жила на даче в Мозжинке. В Москве еще ладно, а тут она вообще за собой не следила. На ногах даже не боты, а резиновые сапогис отрезанными голенищами, выше выцветшие, часто грязные, байковые штаны и ватник. У Сони был огород, небольшой сад, коза Клаша, заниматься всем этим ей нравилось. Разговаривала она со мной, как с врачом (думаю, что в этом смысле я вполне заменял Вяземского), ничего не скрывала и ничего не лакировала, жаловалась, что личной жизни, в сущности, нет, если бы не таблетки, вообще не знала бы, что делать. Она давала понять, что была бы рада возобновить отношения, но от резиновых сапог, грязных штанов и не отстающей ни на шаг Клаши меня охватывала тоска. Соню было жалко, я понимал, что жизнь обошлась с ней несправедливо, но чем помочь – не знал. По словам тети Наташи, когда-то мама говорила, что мне Соню не поднять. Получалось, что теперь я был с ней согласен.

Коля – дяде Евгению