Возвращение в Москву

– Вам ровным счетом ничего не придется делать, – колыхала шелками Элен, обходя апартаменты и проверяя, все ли в порядке и не следует ли дать нагоняй горничной за дело или просто на всякий случай. – Ровным счетом ничего не надо! Алексей, я так рада познакомиться с тобой наконец… Все уже готово к свадьбе, фанфары протрубили.

– Какие фанфары, Ленка?! – весело перепугалась Ирина Владимировна. – Иерихонские?

– Ну… фигурально выражаясь. В том смысле, что нет пути назад. В том смысле, что если наши детки вдруг разругаются и откажутся жениться, их все же придется сначала зарегистрировать, а потом уже развести, если пожелают. Так вот, фанфары. Иерихонские или еще какие. Иерихонские-то не из этой оперы, кажется, так что тьфу на тебя… Так вот. Шеф «Праги» уже объявил меню, девочки в «Болгарской розе» стригут стебельки и листики и расправляют лепесточки – составляют икебаны для свадебного стола, белая свадебная «Чайка» вымыта, отполирована до блеска и опрыскана духами. Готовы подарки: Юльке – бриллиантовое колье от Картье, Юрочке – запонки и булавка для галстука под стать. Осталось вывести парикмахерш из ступора, в который они впали при виде Юлькиных богатых кудрей. Знаешь, что сказала одна фифа из свадебного салона? «Боже! Легче стог сена расчесать и в локоны закрутить, чем этакое! Тут нужны грабли и вилы!» Грабли и вилы, вы слышали?! Я эту козу колхозную с граблями выставила, а остальные теперь в ступоре, в муках творчества… Алексей, у тебя приличный костюм? Не хмурься, пожалуйста, я знаю, что я не образец тактичного поведения, и все же? Потому что, если так себе, сейчас и купим. За семьсот рублей есть очень приличные в нашей секции ГУМа. Закатывать глаза и падать в обморок тоже не будем, ладненько? Какие всегда мальчики нервные и щепетильные! Ну почему, скажите на милость, люди добрые, я не могу сделать подарок мужу моей лучшей подруги и уже почти родственнику? Ирочка?!

– Ленка, – хохотала Ирина Владимировна, – оставь Алешу в покое. Нас Юра вчера отвез в «Польскую моду». Там нашлось все, что нужно. И костюм, и рубашка, и галстук. И абсолютно все необходимые мелочи.

– Это в «Польской моде» – то?! И чему Юрочку только учили! Ну ладно, не такая уж я снобка, чтобы воротить нос от «Польской моды». И… и знаю я прекрасно, что у некоторых, ешкин кот, собственная гордость, как в дурных стихах. Некоторые и в «Ганге» умудряются прибарахлиться. Так бывает неудобно смотреть. Но ты, моя дорогая, не отвертишься. Так и знай!

– Я, пожалуй, не отверчусь, Алеша, – лукаво виноватясь, обернулась Ирина Владимировна к мужу.

– И замечательно, – расстроенно проворчал Алексей Николаевич, – а то я не чаял, как от тебя избавиться, птичка моя московская.

– Не огорчайся, Алексей, – щебетала Елена Львовна, – я тебе верну ее к вечеру. В новых блестящих перышках. Все-таки мать жениха, непоследняя фигура в свадебном действе.

«Блестящие перышки» были выбраны довольно скоро, но без увлечения прошлых лет. Костюм весенних оттенков мягко облегал худенькую фигуру Ирины Владимировны, делал более ярким цвет глаз, и это сочли почти достаточным.

– Я бы на твоем месте подстриглась, Ирочка, – советовала Елена Львовна. – Локоны до плеч и челки уже не для нас с тобой, а твой «учительский» пучок на затылке я всегда расценивала как повод для печали. Да и ты, я подозреваю, накручиваешь его только из упрямства и от досады на судьбу. Но, боюсь, я тебя не уговорю состричь эту красоту, не так ли, княжна?

– Боюсь, для Алексея моя стрижка будет последней каплей, – не очень весело смеялась Ирина Владимировна. – Ему и так не по себе, он не столичный житель, а тут еще, представь, явится стриженая жена. К тому же Алексей из породы консерваторов, а я никогда не стриглась коротко.

– Но прическу сделать необходимо.

– Я знаю, – вздохнула Ирина Владимировна. – Но это значит не спать ночь, беречь прическу.

– Ерунда, Ирка, в гостинице утром поправят. У меня есть замечательная мастерица на Поварской. Это в районе Калининского проспекта. Юлькину гриву я бы ей не доверила, но из твоих тонких и послушных волос она сделает чудо. Мне она никогда не отказывала, ничем не отговаривалась, знает свою выгоду. Прямо сейчас могу позвонить ей из автомата, и поедем.

– На Калининский? – спросила Ирина Владимировна, и, если бы барыня Элен прислушалась, она бы уловила особую интонацию в вопросе подруги и насторожилась бы, так как помнила, из какой почвы эта интонация обыкновенно прорастала. Но дамы вышагивали по улице Горького, и в шуме уличного движения, в перестуке каблучков никто бы не уловил легкой дрожи, еле заметного чувственного тремоло, тоскливой томности в голосе Ирины Владимировны.

Однако внезапно возникший, будто смерч в иссушенной знойной долине, тайный замысел Ирины Владимировны, к разочарованию ее, не реализовался и, будто смерч же, ослабев, осыпался прахом – она не встретила того, кого надеялась и сладостно опасалась встретить.