Читаем Возвращенное имя полностью

Таня молчала, подавленная величием науки. Сама-то она, квалифицированный физик, как и многие ее коллеги, с особым уважением относилась к гуманитарным и естественным наукам, хотя и не так уж хорошо в них разбиралась.

Я, конечно, совершенно забыл об этом эпизоде, но года через два мне пришлось его вспомнить при не совсем обычных обстоятельствах.

Вернувшись из экспедиции, я как-то зашел в одно издательство, куда меня пригласили в связи с работой над моей книгой. Во время разговора с редактором я заметил, что на меня время от времени с интересом поглядывает какая-то молодая, весьма милая на вид женщина, находившаяся в кабинете. Ее внимание меня несколько смущало, и я никак не мог понять, что же ей от меня нужно.

Едва закончился разговор с редактором, как женщина подошла ко мне и спросила:

— Простите, пожалуйста, вы такой-то?

Я подтвердил, что это именно так, и женщина обрадованно воскликнула:

— Ну, слава богу, ведь я вас уже два года разыскиваю!

— А в чем дело? — с недоумением спросил я.

— Да вот, — оживленно проговорила женщина, — мне Татьяна Ивановна Богуславская передала ваш замечательный рассказ о том, как на основании остеологических данных была восстановлена скифская лошадь и какую роль она сыграла. Знаете, — с милой доверчивостью продолжала женщина, — я веду в газете раздел «Читатели спрашивают — ученые отвечают». Так читатели иногда спрашивают такую чепуху! Вот мы время от времени и придумываем сами разные интересные вопросы, а потом просим ученых на них ответить. Я вас очень прошу, напишите для нас, какое практическое значение имеет остеология, как была выведена снова скифская лошадь, какую роль она сыграла.

Я опешил. Меньше всего я мог предполагать, что моя невинная шутка обернется таким странным образом и приведет к таким последствиям.

— Видите ли, — растерянно пробормотал я, — я ведь, собственно, не остеолог, а археолог, так что…

— Нет! Нет! Не отказывайтесь, — поспешно прервала меня женщина, — нам очень нужен этот материал. Вы не представляете себе, как я вас разыскивала, да вас почти никогда нет в Москве. То вы в экспедиции, то в командировке, то в отпуске…

— Да, да, — сочувственно поддакнул я, в душе посылая к черту злосчастную судьбу, которая привела меня в этот издательский кабинет.

— Знаете, — также доверчиво рассказывала между тем женщина, — отчаявшись вас найти, я стала расспрашивать, кто в Москве лучший остеолог, и мне сказали, что это профессор Чалкин. Вот я и обратилась к нему за консультацией.

Тут у меня дух перехватило. Я знал, что Вениамин Иезекильевич вряд ли сочувственно отнесется к такого рода шуткам.

— Ну и что же он вам ответил? — медленно спросил я.

— Да он сказал, — все также оживленно отозвалась женщина, видимо, не заметившая моего состояния, — что, поскольку первые сведения об этом выдающемся научном эксперименте я получила от вас, он считает некорректным вести без вас разговор на эту тему.

У меня отлегло от сердца. Молодец, старый друг, не подвел!

— Потом, — продолжала неугомонная женщина, — я обратилась к товарищу Буденному.

— Вот как? — пробурчал я, снова помрачнев.

— Да, — с досадой продолжала Вера (позже выяснилось, что именно так звали эту молодую женщину). — Товарищ маршал не смог меня принять, и со мной говорили два его референта. Так они сказали, что не в курсе дел, потому что недавно работают в этой системе. И вот наконец я вас встретила! Ведь вы нам напишете? Не откажете?

С трудом выдерживая взгляд ее голубых глаз, я, чувствуя себя очень неважно, ответил, тщательно подбирая слова:

— Я ведь вам уже говорил, что я не остеолог, а археолог. Важные детали этого эксперимента как-то позабылись. Дайте мне несколько дней, чтобы восстановить все это дело в памяти, кое-что освежить, порыться в источниках.

После обмена телефонами и торжественного заверения, что я выполню обещание, я выскочил из кабинета редактора и помчался к Чалкину. К счастью, он оказался дома. Я рассказал ему эту душераздирающую историю, с частью которой он, впрочем, был знаком и раньше, и буквально припал к его ногам, умоляя:

— Вениамин Иезекильевич, дорогой! Ведь вы же умный, опытный человек! Вы все знаете. Вы знаете, что все на свете уже было. Наверняка какие-нибудь сумасшедшие пытались и выводить скифских лошадей по остеологическим данным. Ну, пусть не лошадей, пусть хоть курицу, но, наверное, кто-нибудь да выводил!

— Я не припомню такого случая в анналах науки, — болезненно морщась, пробурчал Чалкин. — Действительно, в Америке выводят карликовых пони, но остеология здесь совершенно ни при чем. Вы бы могли ей рассказать о том, как остеология помогает восстановить историю животноводства и охоты — этих важнейших занятий человечества с древнейших времен.

— Да, да, конечно, — с отчаянием согласился я, — но нельзя же обмануть такую милую и доверчивую женщину, которая, вдобавок, вот уже два года занимается этим делом!

— Это не делает чести вам! — грозно отчеканил Чалкин, подняв кверху указательный палец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное