Читаем Возвращенное имя полностью

— Чмырь! — презрительно отозвался Саня. — Опыт надо ставить в условиях, максимально приближенных к действительности. После этого, дождавшись темноты, Саня в одиночестве углубился в лес для нового тура исследований.

Он пропадал долго, очень долго. Мы уже начали беспокоиться. Когда же он все-таки появился, беспокойство наше еще более возросло. Саня брел медленно, пошатываясь, вытянув вперед руки, время от времени спотыкаясь, не разбирая освещенной лунным светом тропинки. Зденек и Вадим тут же бросились к нему, подхватили под руки, подвели к столу. Георге, тщательно ощупав его лицо и торс, объявил, что видимых ран и других повреждений не обнаружено.

— Рука, черная, нахальная! — не дожидаясь наших вопросов, мрачно процедил Саня. — Это тебе не Джо Гарпер!

Вадим пристыженно молчал, теребя и без того растрепанную бороду. Митриевна хотела взвизгнуть от испуга, но вместо этого у нее получилось нечто вроде пароходного гудка.

— А что же она, окаянная, исделала? — спросила она.

— Гляделки тиснула! — еще более мрачно ответил Саня.

Тут только мы заметили, что Саня, даже спавший и купавшийся в очках, теперь их лишился. Сразу как-то отлегло от сердца. Вот, значит, почему он шел так неуверенно и спотыкался.

Саня отвечал крайне неохотно и вообще был явно не в духе. Тем не менее после настойчивых расспросов выяснилось, что он шел по той самой тропинке, по которой ночью ехал Петрик. Внезапно высунувшаяся из леса черная рука сорвала с него очки, да еще больно ударила чем-то по лицу.

Саня кипел мрачным негодованием и намеревался отправиться снова в лес для выяснения отношений с Черной рукой, как только он наденет имевшиеся в чемодане запасные очки. Водрузив их на нос, Саня двинулся к тропинке, но я потребовал, чтобы он шел с кем-нибудь. Саню сопровождал целый почетный эскорт в составе Зденека, Георге и Вадима. Они вооружились палками и фонариками. Митриевна была категорически против этого мероприятия из соображений безопасности. Однако Турчанинов заявил ей:

— В древних индийских книгах сказано, что величайшим даром и для отдельного человека и для народа является «абхай», что значит по-индийски бесстрашие. Это понятие включает не только физическое мужество, но и отсутствие страха в сознании. Подобно тому, как страх — спутник лжи, так и правда всегда следует за бесстрашием. Это еще покойный Неру говорил. Так что у наших ребят один способ выяснить правду — проявить абхай.

— Абхай, абхай! А сам небось в лагере остался! — пробурчала Митриевна и с шумом, как кит, выдохнула воздух.

Мы, томясь ожиданием, не зная, чем заняться, развели костер. Впрочем, ждать на этот раз пришлось совсем не долго. Не прошло и получаса, как мы услышали оживленные голоса, а затем показались и все наши исследователи. Саня со смущенным и даже виноватым видом плелся к костру. Остальные, особенно Вадим, с воинственно торчавшей кверху бородой, были, наоборот, очень веселы. Вадим, на лбу которого красовались отбитые у Черной руки Санины очки, объяснил нам, что очки эти они нашли на нависшей над самой тропинкой ветке дерева. Когда Саня в темноте пробирался по этой тропинке, он слегка отклонился в сторону, наткнулся на ветку, которая и прошла как раз между его лицом и дужкой очков. Вот очки и повисли на ветке. Саня же без очков ничего не видел и не мог сообразить, в чем дело.

— Так что все-таки Джо Гарпер! — с торжеством закончил свои пояснения Вадим. — А Петрик, наверное, тоже налетел со своим велосипедом на какую-нибудь более толстую ветку или даже целый куст. С перепугу принял их за Черную руку и задал стрекача.

— А я, по-твоему, тоже с переляку? — оскорбился Саня. — Это мы еще пошлифуем!

Следующий день был воскресным. Чтобы поразвлечься, мы все после завтрака отправились к тому злополучному месту на лесной тропинке, где уже две ночи подряд разыгрывались такие драматические события. Шарик и Пиля, как настоящие ищейки, бежали впереди. Косые солнечные лучи, разделенные ветвями и листвой, откуда-то сбоку освещали подымавшийся кверху, клубящийся, рассеивающийся на глазах, искрящийся туман. Трава по обочинам тропинки становилась все более резкой и темной. Тропинка прихотливо вилась вдоль ручья между деревьями, то распрямляясь ненадолго, то круто поворачивая, узкая, но четкая и какая-то стремительная, упругая. Вадим без труда нашел заповедное место. Оно и в самом деле было приметным — тропинка здесь резко расширялась, хотя и на очень коротком пространстве, образуя как бы линзу. Прямо над этой линзой склонился большой, древний уже граб.

Вадим показал нам знаменитую ветку, на которой вчера висели Санины очки. Все разбрелись кто куда в поисках Черной руки, схватившей Петрика. Странно было, что Георге, обычно самый активный из всех, на этот раз никуда не отходил от граба, как мне казалось, лениво и медленно переводя взгляд с тропинки на дерево. Неожиданно он спросил меня:

— Как вы думаете, почему именно в этом месте расширяется тропинка?

— Не знаю, а какое это имеет значение? — с удивлением ответил я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное