4. Чрезвычайно важным элементом восстановления системы тоталитарного господства стало появление параллельных репродуктивных (образовательных) структур в институтах власти и насилия
. Крах советской системы обернулся ликвидацией одного из важнейших тоталитарных институтов советского времени – института номенклатуры, то есть селекции и подготовки кадров функционеров для расстановки их на ключевые позиции в социальной структуре, их перемещения из одной сферы в другую, чтобы не допускать обрастания чиновника местными связями, препятствующими исполнению командных сигналов сверху. Этим занимался специальный Орготдел ЦК КПСС, курировавший деятельность руководящего состава во всех ведомствах и организациях, а также работу партийных школ, отбор нужных специалистов из всех сфер. То же самое производили и дублирующие его органы на нижестоящих уровнях власти. Благодаря такой системе (включая и первые отделы на всех важнейших предприятиях или отделы кадров во всех учреждениях страны) обеспечивался контроль над социальной мобильностью. Восстановить этот механизм в его прежнем виде, какие бы усилия для этого ни прикладывались, при Путине не удалось. Но наиболее значимые и влиятельные ведомства (ФСБ, МВД, ФСИН, Генпрокуратура и т. п.) начали воссоздавать собственные образовательные институты (так называемые академии, по образцу военных академий советского времени или закрытых партийных учебных заведений для «номенклатуры»). Важно, что они изолированы от «нежелательного влияния» гражданских университетов или вузов общего профиля. Социализация в этих учреждения обеспечивала сохранение и передачу «этики» и духа советских закрытых учреждений (КГБ как костяка административной системы в первую очередь), что, собственно, и стало условием регенерации системы[283]. Профессор Е. Лукьянова объясняла крайне консервативный и склонный к репрессивности дух судейского и прокурорского корпуса тем, что кадровый подбор для соответствующих ведомств происходит главным образом за счет ресурсов самих этих ведомств. Юристы с более широким профессиональным кругозором и компетентностью, получившие образование в «гражданских университетах» (например, МГУ), не имеют шансов на работу в этих органах – система их не принимает, ссылаясь на отсутствие необходимого практического опыта. Ее суждения подтверждают петербургские исследователи: судьи получают профессиональный опыт исключительно в самих судах, поднимаясь по административной лестнице от должности секретаря суда до судьи, одновременно получая образование заочно в ведомственных вузах[284].
5. Падение популярности Ельцина как символа либерализации и лидера демократического транзита и прозападного курса объясняется не только тяжелым материальным положением основной массы населения, моральными просчетами при реализации политики приватизации, дискредитировавшей его команду реформаторов[285]
, но и неприятием его силовой политики в отношении политических противников, непрекращающейся грызней околовластных группировок и развязыванием войны в Чечне. Его ставка на спецслужбы и армию являлась вполне логичным решением для авторитарного правителя, но не демократа-реформатора. Никакого другого ресурса в условиях коллапса власти и паралича управляемости, кроме экстраординарных (внеправовых) ресурсов политической полиции и манипуляции общественным мнением, у ельцинского клана не было. Все прочие ведомства могли действовать только в рамках своей компетенции, КГБ – ФСБ имели доступ к неформальной информации и инструментам внеправового и внутриаппаратного воздействия. Начиная с 1995 года целью ельцинского режима стало сохранение своей власти любыми средствами, что и привело через пару лет к полному вытеснению из госаппарата сторонников реформ и правового государства. Постсоветская бюрократия сама по себе стремилась восстановить в новых, послекризисных условиях прежние формы массового управления для обеспечения завоеванного положения и собственного благосостояния (приватизации госсобственности, приобретения новых активов, привилегий, средств власти и пр.), поскольку ничего другого не знала и не умела. Поэтому к концу 1990-х в госаппарате ключевые позиции уже занимали силовики, представители консервативного второго или даже третьего эшелона советской бюрократии. Процесс рутинизации краха советской системы завершился. На это потребовалось 8 лет.