Возвратный тоталитаризм. Том 2

Сохранение режима могло обеспечиваться только систематическим (относительным) понижением интеллектуального и морального уровня в обществе. По отношению к человеку это ведет к тому, что самыми понятными, задающими принцип интерпретации всех событий во внутренней или внешней политике оказываются самые примитивные, чаще всего – выстроенные по модели экономического детерминизма объяснения (по схеме: кому выгодно?), вульгаризированные мотивы действия. Ценностные мотивы человеческого поведения на любом уровне социальной системы редуцированы до минимума, до уровня соседской склоки. Такой человек подозрителен в отношении всего «иного» и «сложного», которое идентифицируется им как чужое и угрожающее, недоверчив, ибо не знает более сложных и высоких форм гратификации, пессимистичен, поскольку весь опыт свидетельствует о том, что государственная власть использует его как ресурс собственного существования, пытаясь по возможности решать свои проблемы за счет населения, всегда ценой снижения уровня жизни и благополучия, и пассивен, так как любые частные усилия добиться чего-то лучшего в этой жизни могут стать основанием для репрессий и жестких санкций со стороны как власти, так и окружающих. Зная, что добиться чего-то, выходящего за рамки «допустимого для всех», невозможно, этот человек хронически тревожен[347]

. Любые состояния неопределенности, многозначности, резкого усложнения ситуации вызывают в нем смесь фрустрации, агрессии и астении, внутреннего «психологического» истощения, так как длительное подавление извне мотивов достижения, работы для себя, самообеспечения парализовало в нем механизмы самоорганизации и поддержания себя в активном состоянии

[348]

. Поэтому этот тип человека характеризуется специфической индивидуальной безответственностью, склонностью к переносу вины за свое положение на любых значимых других – правительство, депутатов, чиновников, начальство, западные страны, приезжих и любых других, но никогда не на самого себя.

Таким образом, появление и сохранение такой композиции черт («советский человек») подкреплены соответствующими механизмами социального контроля, а значит – набором различных санкций и гратификаций. Предназначение этой идеально-типической конструкция человека – быть инструментом не описания, а объяснения устойчивости системы. По мысли Левады, «советский человек» – это не специфический национальный тип («русского») человека, а обобщенная модель человека тоталитарного и посттоталитарного общества-государства, имеющая парадигмальное значение для целых эпох незападных вариантов модернизации и тоталитарных режимов (в фазе их распада). Эта модель должна находиться в ряду таких генерализованных типов, как «человек играющий», «человек экономический», «авторитарная личность», «человек традиционный» и др.