Возвратный тоталитаризм. Том 2

Левада связывал крах советской системы, растянувшийся на несколько лет (1988–1993), с невозможностью воспроизводства этого типа «человека». Он полагал, что в чистом виде можно говорить лишь об одном советском поколении – том, которое родилось между 1920-ми и 1930-ми годами, было воспитано уже сформированными советскими институтами, жило в этих условиях, и чей постепенный уход из жизни может служить объяснением развала соответствующей институциональной системы[351]

.

Для таких утверждений в конце 1980-x – начале 1990-х годов имелось достаточно оснований, подкрепляемых материалом эмпирических исследований. Однако в 2000-х годах, вместе с начавшейся сменой «поколения перестройки», резко усилились консервативные и ностальгические настроения, задавшие рамки рекомпозиции авторитарного режима, и стало очевидным, что воспроизводство советской системы продолжается, по меньшей мере частично, что многими было воспринято в качестве явлений реставрации. В одной из своих последних статьей Левада пересмотрел свое понимание «одного поколения советского человека», а это, соответственно, вновь поставило вопрос об устойчивости такого антропологического типа[352]

.

Исходя из проведенного ранее анализа процессов в российском обществе, мы можем говорить, что распад тоталитарной системы обусловлен целым набором факторов. Речь идет не о действии какой-то одной, пусть и крайне важной причины, а о невозможности воспроизводства всей

системы институтов в целом, о столкновении интересов в высшем эшелоне управления страной, падении управляемости системы, вызванном незаинтересованностью людей в продуктивной работе, в истощении ресурсов принуждения.

На протяжении последних 30 лет мы наблюдали, как быстро меняется структура взаимодействия в тех сферах, в которых слабеет или исчезает прежний государственный монополизм, как быстро возникают новые социальные организации и формы взаимодействия (бизнес, массовые коммуникации, массовая культура, образцы потребления и образы жизни). Однако неизменным остается опорный институт тоталитарного общества – структура бесконтрольной власти, меняющей формы своей социальной организации, персональный и кадровый состав, даже правовое, включая и конституционное, обеспечение. Именно властные институты и те, на которые власть опирается – суд, армия, политическая полиция и другие спецслужбы и силовые структуры, а также система образования (типовая средняя школа, вузы) оказывают угнетающее влияние на развитие в институциональных сферах, лишенных связи с символическими значениями национального целого. Их потенциал динамичного развития сдерживается самыми грубыми и простыми репрессивными средствами, «механически» – коррупцией, связанной с монополией на власть, и административным принуждением. Но назвать их «инерционными» уже нельзя, поскольку эти институты играют важнейшую функциональную роль в сложившейся системе, они обеспечивают – при всей сомнительности своих практик – достаточную для сохранения опорных институтов степень массовой поддержки или, по крайней мере, – подавления массовых протестов и выступлений, которые могли бы угрожать держателям власти. Кроме того, все большее социальное значение получают те домодерные традиционные институты, которые в принципе ориентированы на консервацию социума (например, православная церковь).

Таким образом, мы имеем дело с противоречивым сочетанием в настоящем институтов из разных исторических эпох, принадлежащих к разным режимам, разным социальным системам, но именно эта композиция нейтрализовала или стерилизовала возникший в ситуации развала советской власти потенциал трансформации и модернизации страны.