Возвратный тоталитаризм. Том 2

4. не просто набор социальных ролей, складывающихся в определенную социодраматическую композицию[359]

, но и функциональные взаимосвязи с многочисленными внешними образованиями (репродуктивными, интеграционными, контрольными и т. п.). Стремительно нарастающая специализация отдельных институтов (инструментализация деятельности, подавление традиционно-символических аспектов) обусловлена требованиями эффективности и давлением процессов рационализации (необходимостью уменьшения издержек). Реакция самого института в этом плане сводится к постоянной раздаче второстепенных функций другим смежным структурам.

Подытожим. Любой современный

институт (включенный в систему функционально специализированных институтов) выполняет следующие социальные функции: 1) номинальная деятельность, связанная с целевым предназначением данной структуры действия; 2) рационализация доминантной структуры действия (оптимизация, инновация, развитие); 3) история института (хранения образцов); 4) обучение и социализация (воспитания в сфере своей деятельности); 5) правовая регуляция; 6) экономический обмен (финансирование, калькуляция издержек, определение цены института в социальной системе); 7) публичная деятельность по репрезентации смысла институциональной деятельности и обеспечению ее поддержкой – публики, власти, гражданского общества; 8) административная деятельность (в сфере компетенции института); 9) взаимосвязь с другими институтами и специализированными сферами – техникой, наукой, правоохранительными и правоприменительными инстанциями, промышленностью, образованием, политикой.

В этом плане модернизация, конечно, не может рассматриваться как ценностно-нейтральный процесс усиления структурно-функциональной дифференциации. Сама концепция модернизации, перспектива, в которой в ней рассматриваются те или иные социальные и экономические проблемы «отсталых» обществ или обществ догоняющей модернизации, задана определенными ценностями, она идеологична, и это тот факт, от которого мы не можем быть свободны. В свое время это было поводом жесточайшей критики теорий модернизации (с самых разных сторон – от мультикультурализма до истмата). Но как бы ни относиться к самобытности разных культур и обществ, мы не можем освободиться от признания более высокого ценностного ранга тех стран, которые мы считаем «современными» (конечно, исходя из тех ценностей, которые мы разделяем). Мы судим о западных обществах как более развитых, а о жизни в них – как качественно более богатой во многих отношениях. Но главное: модернизация ведет к ограничению внутреннего произвола и насилия, в модерных странах степень социальной и правовой защищенности индивида несравнима с авторитарными, тоталитарными или традиционными, что вряд ли кем-то может быть оспорено. Сами базовые институты – представительская демократия, правовое государство, независимый суд, гарантия частной собственности и прав и свобод человека, обменные принципы рыночной экономики и другие – все это и есть те институты, которые систематически снижают уровень коллективного насилия и принуждения. Что бы ни писали критики (и во многом их утверждения абсолютно справедливы), эти институты в своем функционировании опираются на индивидуалистическую этику человека, учет этих ценностей в идее равенства, уважения индивидуальной свободы, признания интеллектуальной и этической дееспособности человека. Поэтому анализируя то, что происходит в обществах догоняющей или незавершенной модернизации, мы не можем не сравнивать их состояния с ценностными параметрами социальных структур западных стран. Такой бэкграунд предопределяет и исследовательскую позицию, с которой происходит как отбор теоретических инструментов, так и принципы описания и интерпретации материала. Это не идеализация западных стран, а неизбежный методологический прием, без которого исследовательская работа тонет в релятивизме.

Очевидно, что такого рода обобщенные концептуальные схемы института применительно к нынешней России нужны лишь для того, чтобы получить модель для сравнения ее с реальностью и зафиксировать расхождения разных траекторий эволюции модерных обществ и обществ имитационной модернизации, каким является Россия. Сложность понимания и интерпретации происходящего в России, как уже не раз говорилось, заключается в том, что после краха советской системы провозглашенные новые конституционные формы не получили имманентного развития, а напротив, стали наполняться теми отношениями, которые существовали до того или представляли собой смесь легальных, неформальных, но не криминальных и чисто нелегальных отношений, криминальный характер которых не может быть зафиксирован только потому, что сами государственные инстанции, которые должны были бы выносить подобный вердикт, включены в эти отношения[360].