Возвратный тоталитаризм. Том 2

Для меня здесь важно подчеркнуть надличный (или как раньше говорили, «объективный») характер института, сохраняющегося помимо воли и желаний включенных в него акторов[354]. Экономисты, когда говорят об институтах, имеют в виду «социальные организации» (коллективные субъекты действия в экономике: фирмы, компании, ассоциации малого или крупного бизнеса и т. п.), которые могут и не пережить смены состава участников взаимодействия. Социальный институт

[355] не сводится к системе правил и норм, а включает в себя механизмы социального контроля

как над соблюдением, так и над

поддержанием этих правил и норм. Институциональные нормы (и это их непременное отличие от организации, которая может основываться на мягких конвенциях или временных соглашениях) требуют обязательного закрепление их в «праве». Последнее может быть обычном правом или формализованным. В последнем случае оно предполагает сведение нормативных положений в нормативно-правовые и процессуальные кодексы, оказывающиеся продуктом работы специализированных инстанций по их соблюдению, по инициированию санкций против нарушителей, проводимых в полном соответствии с разработанными рациональными процедурами. Кроме того, социальный институт включает в себя неявные (как в случаях традиционных институтов, например церкви или семьи) или – и с течением времени приобретающие все больший объем – явные процедуры научения, обучения, образования, социализации, выделяющиеся в специальные институциональные подсистемы, делающие институты все

более специализированными, а значит, более сложными, то есть дифференцированными, а следовательно – взаимозависимыми.

Обучение в широком плане предполагает (и чем дальше, тем больше) не просто демонстрацию целостного образца действия (как это имеет место в традиционном обществе или в ситуациях традиционного поведения, сохраняющегося в нынешнем модерном обществе – ритуалах разного рода: похоронах, кулинарном и пищевом поведении), но и расчленение его, специализацию по отдельным функциональным составляющим. Традиционная социализация сводится к воспроизведению целостного образца действия в самом поведении, от лица к лицу, без специальных посредников: учителей, учебников, ситуаций обучения, в самом непосредственном действии, все равно – производственном, сексуальном или ритуальном, которые трудно различимы в архаических фазах. «Модернизация» (а стало быть, разделение «работы» и «дома», места и времени регламентированных извне, формальных и «домашних» занятий) начинается с обучения «нормам» (при соответствующем наборе все более расширяющихся и умножающихся санкций со стороны непосредственного окружения, а затем и специализированных институтов) и завершается «рецепцией» ценностей, определяющих смысл функционирования института как целого. Ценности, в отличие от норм, не связаны с механизмами социального контроля, а потому не предполагают санкций в актах выражения своей значимости. Ценностям, в отличие от нормативных предписаний, нельзя «научиться», поскольку это не набор непосредственных ситуативных предписаний или обобщенных благ (медиаторов мотивации действия). Ценности – по определению – это всегда «меры», то есть соотношения различных по источникам значимости, глубоко интернализованных и генерализованных социальных регулятивов поведения. Это субъективно устанавливаемые соотношения расходящихся (не обязательно конфликтующих) нормативных систем групп и институтов. Ценности проявляются исключительно как субъективно значимые императивы и лишь в двух модальностях: «образцовости» или «обязательности» (долженствования). Поэтому ценности как тип регулятивных образований присущи лишь высокодифференцированным и специализированным обществам и их группам.