Теоретических дискуссий в российской социологии нет, потому что нет теоретической работы в отечественной социологии (равно как и в других гуманитарных дисциплинах)[418]
. Более того, следует сказать, что такая работа скорее нежелательна для большинства занятых в этих сферах[419]. То, что сегодня у нас значится под рубрикой «теоретическая социология», является довольно произвольным по отбору материала пересказом чужих слов и идей, в адекватности которого часто стоит сомневаться. Разумеется, среди многих статей на эти темы почти всегда можно найти и несколько работ серьезных авторов, как правило, давно занимающихся историей социологии или преподаванием иной гуманитарной дисциплины. Но в целом они редки, и не потому, что хороший анализ или интерпретация – вещи сами по себе редкие, а потому что их появление не носит характер систематической работы, то есть они не находятся в общем силовом поле коллективного поиска и разработок. Ни те, ни другие не делают погоду в отечественных социальных и гуманитарных науках. Это индивидуальные достижения отдельно работающих преподавателей и историков социологии. Подчеркиваю этот момент специально: достигнутое удачно работающими авторами не воспроизводится, не аккумулируется в общих приемах исследовательской работы (будь то эмпирические разработки, концепции или история социальной мысли). Они остаются частными достижениями отдельных ученых или авторов, пишущих на общие темы, а это указывает на отсутствие или слабость в наших науках механизмов селекции достижений в практике конкретных разработок, неэффективность системы отбора и признания подобных достижений, а стало быть – незначимостьПока что нет никаких признаков учета этого движения к реальности, к пониманию социологией сложности и гетерогенности социокультурной материи (это был бы первый признак собственно теоретической работы). Болезни российской социологии (социальных наук в широком смысле) давно и всем известны: это интеллектуальная трусость или отсутствие интереса к реальности, приводящие к творческому бесплодию и серости (отсюда – нужда в заимствовании флажков и символов). Рассуждения о «необходимости теории» в социологии или шире – социальных науках оказываются суррогатами моральных и ценностных самоопределений, попытками привстать на цыпочки, показывая, что мы уже большие, и разыграть спектакль «сцены настоящей науки». По существу же, перед нами «покушение с негодными средствами», так как не только нет интереса к собственно теоретической работе или нет соответствующей квалификации у тех, кто претендует на занятия теорией, но нет (и это, пожалуй, самое главное) интеллектуальной среды, которая могла бы воспринимать новые идеи, не говоря уже о том, чтобы их систематически вырабатывать.
Стерильность отечественной науки – следствие особенности ее внутренней организации.
Признаками того, что у нас нет потребности в теории, я считаю, как говорил это много раз, отсутствие дискуссий, прежде всего по расходящимся интерпретациям одних и тех же данных, одних и тех же подходов, описаний, обсуждений корректности использования тех или иных предметов описания и пр.[420]
Можно спорить о том, стала ли за последние 15–20 лет ситуация в этом плане лучше или хуже и изменилась ли она вообще. Первый вопрос здесь: с чем сравнивать и как оценивать?[421]
Если сравнивать ситуацию в социальных науках с советскими временами, как это делают И. С. Кон или В. А. Ядов, то, несомненно, мы должны отметить некоторый прогресс: расширение масштабов исследовательской работы, разнообразие ее тематики, появление новой литературы, повышение методического и технического уровня эмпирических исследований и т. п. Однако я бы указал и на очевидные проявления внутренней деградации, характеризующие состояние дисциплины в последние годы и связанные, на мой взгляд, с утратой чрезвычайно важных ценностных моментов исследовательской работы, мотивации познавательной деятельности. Поэтому сравнивать нынешнее положение, на мой взгляд, нужно не только с предшествующей фазой (такое сравнение дает вполне очевидные позитивные изменения), а с уровнем «должного», с тем понимание теоретической работы, которое присутствует у Кона или Левады, с «идеальным» представлением о теории, пониманием, для чего она нужна, как связана с корректной, серьезной исследовательской работой[422].