Возвратный тоталитаризм. Том 2

Секулярный (политический) миф, как и любая другая идеология, не существует отдельно от тех социальных групп или институтов, стараниями которых он вырабатывается, трансформируется и распространяется. Никакой спонтанной или «естественной» потребности общества в подобных идеологических комплексах нет. Падение или рост значимости сталинского мифа носят «рукотворный», искусственный характер и могут быть вполне рационально объяснены действиями механизмов пропаганды. Любая идеология (в том числе идеологизированная «культура», становящаяся предметом специальной заботы «государства») существует лишь в практике ее социальной организации, бюрократических ведомств, обеспечивающих ее воспроизводство в массовых слоях общества. По отношению к такого рода идейным структурам работает не «внутренняя логика» движения идей, а лишь направленность групповых и институциональных интересов действующей власти (обеспечения массовой поддержки, мобилизации, удержания власти, дискредитации противников, нейтрализации недовольных) или ее конкурентов и критиков. Метафоры «свободно парящей интеллигенции» Маннгейма или «третьего царства» идей Поппера как модели внутренней организации института, вносящего в сознание публики новые смыслы, здесь неприменимы. Напротив, речь идет о намеренном навязывании определенной модели отношений власти и общества и массовой готовности ее принять или сопротивляться этому. Последнее косвенным образом может свидетельствовать о латентной структуре общества или его культуре. Поэтому я хотел бы рассматривать здесь сталинский миф в качестве «меченого атома», то есть своеобразного индикатора различных состояний посттоталитарного общества.

На вопрос, заданный социологами в марте 2016 года: «Можно ли сказать, что наша страна уже избавилась от последствий сталинизма?», 34 % опрошенных ответили «да, уже избавилась», 21 % – «нет, но постепенно преодолевает», 13 % – «никогда не избавится» и 15 % – «это и не нужно, при Сталине было много хорошего»; 17 % затруднились ответить. Такое распределение означает, что в российском обществе сегодня нет определенности в отношении к советскому прошлому[30]

. Тема Сталина, прежде всего – массовых репрессий в 1930–1940-х годов, в значительной степени утратила свою остроту и актуальность, поскольку относительно немногие россияне допускают в будущем возврат к политике террора.

Таблица 126.2

Возможно ли в обозримом будущем в России повторение подобных репрессий?

N = 1600. В % к числу опрошенных.

Отношение к Сталину в российском массовом сознании носит двойственный и противоречивый характер. Сила подобного коллективного мифа измеряется его способностью присоединять к основной схеме «гениального вождя и учителя», разработанной в 1930–1940-е годы, новые представления и пропагандистские клише: от ностальгического образа генералиссимуса – победителя в войне с Германией или лидера мирового коммунистического движения до символа национального превосходства русских, образца государственного «эффективного менеджера», обеспечившего форсированную модернизацию отсталой страны[31].

Главное, что смысловая доминанта интерпретации Сталина, навязываемой пропагандой, остается прежней: абсолютная власть диктатора, не подлежащая какому-либо контролю или ограничению со стороны общества, которое при этом мыслится пассивным, зависимым, направляемым его волей и интересами. Персонификация абсолютной власти (мудрой, дальновидной, отечески заботливой, способной концентрировать ресурсы страны и подчинять людей задачам процветания государства) соотносится с представлением, что сама по себе жизнь отдельного человека малозначима, что никаких возможностей «предъявить счет» кому-либо за погубленную жизнь миллионов людей в ходе репрессий нет, а потому надо терпеть или забыть то, что было. Важно подчеркнуть, что массовые представления о Сталине заданы рутинным, повседневным и практически не контролируемым отдельным человеком воздействием многих институтов: школой, массовой литературой и кино, СМИ, армией и т. п. Именно предельно клишированные формы появления фигуры Сталина, как правило, в качестве персонажа третьего ряда на фоне каких-либо сюжетов о войне или жизни в советское время задает стандарт его восприятия и оценки в коллективном сознании. Стереотипность и повторяемость этого образа делает его устойчивым к попыткам критики и переоценке, другим интерпретациям. Любые изменения в массовом восприятии этой фигуры обусловлены изменением общего идеологического и политического контекста интерпретации настоящего и следующих из этого проекций на прошлое. Отмечу еще один момент: разрыв между академическим знанием профессиональных историков и миром массовой культуры, обусловленный отсутствием системы коммуникаций между наукой и публичной сферой, находящейся под контролем нынешних СМИ[32].

Динамика отношения к Сталину