Воззвах к тебе, услыши мя (СИ)

— Я не хочу здесь находиться, меня разбудили и привезли против моей воли — это незаконно!

— Я пол-отделения пробегал в поисках заведующей и всё подписал.

Толлер кивнул. Он сидел на стуле посреди палаты, Байлара подвезли и установили кресло напротив, заблокировав колёса. Прозрачные стены затемнили, скрывая тех, кто находился внутри, от лишних глаз. Уже какое-то время у Илая маячила мысль познакомить этих двоих — не потому что он так сильно хотел помочь Байлару, просто… решил. И всё.

— Элиот. Прошу вас, — Толлер взглядом попросил того отойти.

— А… да, конечно.

Илай встал к стене, рядом с молодой медсестрой. У неё в руках было всё необходимое, на случай, если Байлар станет задыхаться, у него пойдёт горлом кровь или начнутся судороги. Она внимательно, плохо скрывая любопытство, следила за происходящим.

Не в состоянии повернуть голову на подголовнике кресла, Байлар до упора отвёл глаза в сторону медсестры.

— Я не хочу сидеть рядом с ним, увезите меня немедленно.

Толлер негромко и глубоко вздохнул. Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города. Посмотрел Байлару в глаза.

— Я понимаю твою обеспокоенность, ведь некоторым религиям присуще определённое… самодовольство. Но я здесь только, чтобы выслушать.

Толлер снова замолчал. Байлар молчал в ответ. Толлер осторожно подался вперёд.

— Великий п-полководец прошлых лет говорил: «Неважно, к-какую религию исповедуют мои воины. Важен любой бог, который спасает их души». Лично я с-считаю, что у Бога нет в-видовой предрасположенности, пола, возраста или формы. Бог может быть Отцом, Матерью. Он может быть цифровым квантовым сознанием. Завтрашним днём. Бог многолик и многообразен. Он вн-нутри тебя. И мне не важно, каков он внутри тебя, Байлар. Важно лишь, чт-что тебя спасёт.

Набычившись, тот недоверчиво на него смотрел.

— Что ты исп-пытываешь последние два месяца?

— Ненависть.

— Что вызывает эту ненависть?

— Злоба. С тех пор, как узнал диагноз, этот… приговор, я настаиваю на эвтаназии. Слушайте, я через это проходил — мне сказали написать книгу. Вот только я не знаю, как писать книги. Я не умею работать головой — я исполнитель, я де-ла-тель. Раньше мои руки ваяли скульптуры — теперь я кивнуть не могу без помощи.

— Как это произошло?

— Всё в истории болезни.

— Я хочу услышать от тебя.

Байлар шумно выдохнул и отвёл глаза.

— Страховка лопнула, и я упал на бетон. Я чувствовал своё тело, мог пошевелить ногами, я…

Голос дрогнул, он зажмурился, не в силах даже отвернуться.

— Мне моют задницу, словно я ребёнок, кормят смесью, чтобы не отказали органы. Держат мышцы в тонусе, складывают подушки под руки, чтобы кровь текла свободнее — я не вижу в этом смысла. Я не вижу смысла в такой жизни, где я не могу делать ничего. Просто жить?.. Я даже девушку обнять не могу. И я не думаю, что что-то там меня спасёт.

Толлер на его слова лишь про себя улыбнулся: сам был такой же. Он ждал, пока Байлар снова взглянет на него — а потом заговорил, и слова, кажется, сами приходили в голову, текли свободно, как ручей.

— «Я», «я». «Я»… Мне к-кажется, когда кто-то употребляет слово «я» — он не понимает его смысл. Что есть «я»? «Я» — это совокупность клеток, атомов, мыслей. Твои клетки умирают и возрождаются одна за одной, ты д-даже этого не замечаешь, мозг посылает сигналы во все уголки твоего тела, которые, к-к сожалению, сейчас не работают — но подумай вот о чём. Внутри т-тебя частица Вселенной. Каждый атом твоего тела некогда б-был частью звезды, всего когда-либо созданного. Материя переходит в энергию, электроны твоего тела смешиваются и танцуют с электронами воздуха, пола, эт-того кресла, которое ты не чувствуешь. Трава за окном. Д-даже солнце. И уже неважно, где заканчивается одно и начинается другое. Или, что твоё тело, после смерти, обратится в прах, ведь ты — энергия, что существовала задолго до него. Вся бесконечная Вселенная — вот чем должно быть «я». Вот о ч-чём мы думаем, когда говорим о Боге, о любом Боге: о бескрайности и многообразии мира. О бескрайности и многообразии самих себя. И потому, Байлар, нельзя говорить, что ты не можешь. Ты — весь мир, брат мой.

Байлар смотрел с непониманием и испугом. Илаю было знакомо это чувство: словно кто-то заглянул в прикрытое занавеской окно. Ты сам закрыл его ото всех — но ждал этого взгляда. Очень долго. И он ещё ничего не увидел, но… ты внезапно увидел его. А в нём свою душу.

Наклоняясь вперёд Толлер не пытался коснуться лежащих поверх одеяла рук — он понимал, что это бесполезно. Он касался взглядом его глаз, и в нём было столько любви и сострадания.

— Ты прав, ты заперт в своём теле — а был творцом, я д-даже не представляю, какого это. Но знаю, что означает беспомощность. Когда н-нет сил просыпаться и жить дальше. К-когда дают ложные надежды — а потом отбирают. Когда в душе поселился мрак, и в жизни н-ничего не осталось — остаётся лишь верить…

По щекам Байлара текли слёзы. Он долго не мог совладать с голосом, а, когда заговорил, тот сломался.

— Как вы справились?

— У меня был учитель, — Толлер помолчал. — Что вызывает твою ненависть, Байлар?